Оставалось порадоваться, что посадка получилась более менее мягкая.
Совершенно дурацкая мысль зависла в голове, когда под ней вяло шевелились придавленные эльфы.
Она попыталась подняться, одновременно прикидывая, как же долго перед глазами будут роиться эти проклятые мухи, а уши раздирать противный писк. Попытку можно было счесть провалившейся, когда плечо обожгло болью на самое невинное движение. Не её движение, а тех, кто копошился снизу.
Милена невольно зарычала, стискивая зубы, и скатилась в сторону с придавленного блондина. Тот закашлялся и, неловко держась за грудь, попытался переползти на несколько ступенек ниже, освобождая приток кислорода двум оказавшимся под ним охранникам. Один что‑то благодарно прохрипел, а вот другой так и остался лежать с неестественно вывернутой шеей и вытекающей из‑под коротких волос струйками крови. Остекленелый взгляд был направлен в потолок, но Милена отметила происходящее лишь краем глаза, с шипением прижимая правую руку к окрасившемуся кровью левому плечу. Несмотря на всю её хвалёную регенерацию, она ничего сейчас толком не могла сделать и лишь медленно осознавала, что здоровенный кусок дерева толщиной с мужской кулак и длинной в локоть, надо было как‑то вытаскивать.
Зарычав от боли и ярости, она сжала деревяшку и, взвыв, сквозь сжатые клыки, одним плавным движением выдрала её из раны.
В глазах моментально потемнело. Сглатывая тошноту, Милена чувствовала, как натёкшая под ней лужа, от толчками выливающейся из раны крови, успела пропитать не только любимую зелёную кофту, но и джинсы. Однако спустя минуту кровотечение медленно, (как же медленно!) стало останавливаться, а из глаз стала исчезать темнота. Правда она тут же вернулась, стоило чьим‑то рукам придавить к ране кусок тряпки.
Новый вой заставил сморщиться добровольного помощника и сильнее придавить рану, совершенно не обращая внимания на то, что и она и его собственные руки успели покрыться красным.
Когда спустя почти пять минут полного бессознательного состояния Милена приоткрыла, словно присыпанные песком веки, она рассмотрела только сосредоточенное лицо давешнего блондина. Бледное, но совершенно не помятое лицо.
Ещё бы! Воняющая мышиным кормом накидка всё ещё красовалась у того на плечах.
Оборотень дёрнулась.
— Пусти, — она прохрипела, пытаясь отстраниться от, упрямо пытающегося спасти ей жизнь, рада.
— Ты истечёшь кровью. — Он старался говорить рассудительно, взывая к разуму пациента, но та только оттолкнула его руки здоровой конечностью. Даже в таком состоянии она оказалась сильнее эльфа. И устало просипела.
— Крови больше нет. — И действительно ошарашено взгляду эльфа предстала покрывшаяся плотной корочкой рана.
А сама Милена чувствовала себя так, словно крови в ней и в самом деле не осталось. Кружилась голова, мёрзли и тряслись конечности, неумолимо тошнило, а тело сковывал тяжёлый холод. И, тем не менее, рана затягивалась.
— Ты… — Рад недоверчиво прищурился, а Милена немного нервно осмотрелась по сторонам. Насколько это позволяли плавающие перед глазами пятна.
— Кто‑то ещё выжил? Если, — она сглотнула так некстати подступившую к горлу желчь. — Тебя придут добивать…
Рад поспешно мотнул головой.
— Со мной связались буквально минуту назад. Подкрепление будет с минуты на минуту. — Он приблизился, недоверчиво рассматривая её бледное до синевы лицо. — Может, я могу всё же как‑то помочь?
Милена страдальчески простонала.
— Жраааать хочу.
Рад только восхищённо хмыкнул.
И всё же он оказался прав. Спустя мгновение их уже окружили, словно соткавшиеся прямо из воздуха фигуры. Милена злобно рыкнула на склонившегося к ней рада, в характерном жреческом одеянии, но тот только недовольно вздохнул и коснулся кончиками пальцев её лба. Это было последнее, что она видела, прежде чем сознание послушно погасло.
В себя приходила не долго. Словно кто‑то повернул рубильник, и оборотень резко села, насторожено оглядываясь по сторонам. Оказавшийся поблизости рад вздрогнул и отступил на шаг.
Милена только с досадой фыркнула.
Плечо тянуло тупой болью, но уже меньше чем раньше. Кинув взгляд на рану, оборотень убедилась, что на её месте бугрится уродливый шрам, с каждым вдохом становящийся всё более бледным. Кожа разглаживалась. Через полчаса на этом месте обещало и вовсе не остаться никаких следов.
Она сморщилась и легко спустила ноги на пол, пока, однако, не поднимаясь с мягкой койки. Желудок тянуло, и нестерпимо хотелось пить, но в целом Милена уже чувствовала себя вполне здоровой. Сказывалась потеря крови. Ну, ещё рукой двигать лишний раз не хотелось, — тело ещё помнило, как сильно было ранено.
В комнате кроме того рада, которого испугало её пробуждение, находились ещё двое. Судя по серым тонам в одежде и их покрою — типичные эль'а. Ну, ещё и воинскую стать спрятать сложно. Такие вещи Милена за последнее время научилась определять на глаз.
— Как ты себя чувствуешь? — Рад, не являющийся воином, судя по всему, был врачом. Хотя сама Милена его, похоже, пугала. Даже не смотря на заботливую интонацию, стоял он на добрых два шага дальше, чем стоило, задавая такой вопрос.
Всё это до того напоминало реакции работников лаборатории, до того как Милена там «обжилась», что стало немножко горько. Сколько можно доказывать, что ты не верблюд?
Недовольно поведя бровью, она перевела взгляд на чрезмерно расслаблено наблюдающих за её движениями эль'а и случайно уловила своё отражение в стекле окна. В первое мгновение она даже не поняла, что кажется неправильным, пока не осознала, как сильно деформированы черты лица. Оборотень тяжело вздохнула, и постаралась вернуть на законное место хотя бы челюсть и форму носа. Уши, чёрт с ними, пусть торчат из‑под растрёпанных волос. У самих радов они вон, сильнее выпирают.
Вообще реакция организма на травму была интересной, хотя присутствующие с её точкой зрения были явно не согласны.
— Где я нахожусь?
Голос звучал с заметной хрипотцой, даже не столько из‑за пребывания в бессознательном состоянии, сколько из‑за незавершенной трансформации.
— Может быть, сначала вы ответите на наши вопросы?
Милену забавляла это постоянное чередование холодно — высокомерного «вы» и дружелюбного «ты». Но дело в том, что в языке радов не было такого множественного обращения к единственному лицу, к которому привыкли люди. И в таком случае местоимение использовалось по знанию радом нюансов чужеродных языка и культуры. Хотя поначалу, ещё в посольстве, её смущало панибратское отношение некоторых знакомых иномирян, пока ей не объяснили подоплёку вопроса. Теперь уже оборотень не обращала на эти досадные мелочи внимания, но раньше недоумевала. Сейчас уже перестала теряться, и только фыркнула в ответ на попытку охранника вежливостью смягчить настойчивость интонаций.
