– Да не знаю я сам ничего, – честно признался я, стараясь не обращать на хренка внимания, – я ведь сам только недавно из-под земли выбрался.
– Чегой? – приложил старик руку к заросшему зеленым волосом уху. – Ничего не слышу – вишь, все слуховое отверстие, пока спал, тиной покрылось.
Я подошел ближе.
– Да не знаю я ничего, – проорал я, – под землей был.
– Ничего не разберу, – расширив глаза, заметил голурум. – Да что же это за напасть такая? Но ты уж уважь старика, подойди еще на пару шажков да прокричи мне новость какую в самое ухо…
В этот момент в мою голову стали закрадываться всякие черные мысли. Раньше мы общались с престарелым голурумом без всяких сложностей, а теперь он вдруг сделался глух как филин. Не иначе как что-нибудь дурное удумал! От этой озерной нечисти можно всего ожидать. Утащит на дно – и поминай как звали!
Я в нерешительности остановился. И мои самые худшие предчувствия оправдались. Старик вдруг поднялся. Суставы его захрустели. Он разогнулся, потом сложился почти пополам, опять разогнулся и вдруг распахнул совершенно немыслимую пасть. Нижняя челюсть упала на озерную гладь, а голова откинулась, обнажив три ряда желтых зубов. Зубы у старика были словно кинжалы. Целый рот с кинжалами. Гибкое тело метнулось ко мне, и я мгновенно осознал, что голурум не собирается меня тащить на дно, а хочет просто-напросто сожрать…
«Вот тебе и глухой старичок, – промелькнуло в голове, – вот тебе и golurum primitivis. Да это же самый что ни на есть golurum proglotimus. Вся наша беседа была только прелюдией к атаке – мерзкая тварь ожидала момента, чтобы накинуться на меня…»
Я увидел, как смыкается надо мной громадный зев, и понял, что отпрыгнуть не успею. Я выхватил Мордур, и, хотя моя левая рука была намного медлительнее утраченной правой, я управился за считаное мгновение и всадил лезвие прямо в розовато-желтое небо. Меня окатило потоками слюны, golurum proglotimus завизжал, отпрыгнул назад и захлопнул пасть. Старик медленно отползал по бревну. Я заметил, что за ним остаются слизь и кровавые пятна. Потом старикан замер, сплюнул в воду и тяжело закашлялся. Он все кашлял и кашлял, а я наблюдал за ним, держа наготове Мордур.
– Проворный… – с некоторым удивлением выдавил наконец озерный житель. – А чего сразу не сказал, что проворный? Рука у него, видите ли, не действует. Калека он, понимаешь ли. Тебе и одной – во как…
– Я тебя и там достану, – сказал я и направился к озеру, – прощайся со своей жалкой жизнью!
– Ладно, ладно, я помогу тебе нимф найти, – закричал старик.
Я остановился.
Он опять сплюнул и покачал головой.
– Совсем ты меня покалечил, как язык шевелится – даже не знаю… Злобный ты какой, хр… – Он осекся, глянув на меня исподлобья. – Уж и пошутить нельзя.
– Славный у тебя юмор, – сказал я, – добродушный такой юморок… Как у могильщиков.
– А як же ж, – откликнулся старик. – Ты меня потревожил – потревожил, сна лишил – лишил, значит, я тебе отомстить должен непременно. А иначе как? А иначе у нас никак… Мы же все-таки нечисть. Тьфу ты, злодей, язык теперича совсем не ворочается…
– Ничего, до свадьбы заживет, – сказал я.
– Тьфу ты, срамота, – обиделся голурум, – до какой еще свадьбы, мне лет-то вона сколько!
– Свои охотницы найдутся, – заявил я.
– Ты думаешь? – оживился старикан и тут же погрустнел. – Да где их сейчас отыщешь? Все славные голурумши, поди, перевелись уже в этой глуши…
– Найдутся, – заверил я его, – как про зубы твои огромные слух пройдет, так и прибегут сюда толпами.
– Хех, – задумался голурум, – а кто же этот слушок распустит? Можа, ты? А?
– Некогда мне ерундой заниматься! – проворчал я, наша беседа начала меня порядком раздражать. – Давай говори, – потребовал я, – где нимфы обитают?
– Ладно, – кивнул он, уронив голову до самой воды, – скажу тебе… Они тут неподалеку совсем.
– Ну, – поторопил я его.
– Да не нукай, – рассердился старик, – ишь, нукает он… Будешь нукать – ничего не скажу. Я теперь – сторона потерпевшая. Могу молчать скока влезет…
– Говори! – потребовал я и схватился за серьгу. К его счастью, он оказался достаточно сообразительным, чтобы понять, что означает этот жест.
– Короче говоря, пойдешь отсель прямо вон туда, – ткнул он ладошкой куда-то за мою спину, – потом увидишь дерево-рогулину…
– Чего? – переспросил я.
– Чего-чего, дерево-рогулину, – повторил голурум, – от него свернешь налево, не перепутай – налево, а то направо – там болото, нечего там тебе делать, если, конечно, с дрофами не желаешь познакомиться…
– Не желаю.
– Ну вот, а как свернешь, там совсем немного идти… Они тебя сами увидят. Понял али нет?
– Понял, – кивнул я. – Удачи в личной жизни…
– Издеваешься, – хмыкнул старик, махнул на меня неестественно растянувшейся лапой и нырнул в озеро.
На том месте, где он скрылся под водой, даже кругов не появилось.
Я поспешил скорее покинуть место обиталища golurum proglotimus. Вдруг он здесь живет не один, а в компании с парочкой таких же веселых старичков?
Дерево-рогулину я обнаружил очень скоро, это был огромный сдвоенный есень. Здесь я остановился и задумался. Налево – лесные нимфы, направо – болото с дрофами. Почти без колебаний я повернул направо. Не то чтобы я очень хотел встретиться с болотными тварями – любительницами человеческой плоти, просто слова голурума не вызвали у меня доверия.
Как я и предполагал, гадкий старикашка собирался меня обмануть, – пусть на носу у него вырастет еще с десяток бородавчатых поганок. Никакого болота справа не оказалось. Я не переставал радоваться собственной проницательности.
Лес обратился тисовой рощей. Деревья здесь росли широко, раскидистые кроны соприкасались ветвями, солнце играло в зелени, проникало до самой земли, лаская ее своими лучами. Между толстых стволов было достаточно места, чтобы организовать конную прогулку. Я невольно залюбовался красивейшим лесом в мире…
Неожиданно кругом зазвенели колокольчиками тонкие голоса. Я в нерешительности замер и уставился вверх. Почему-то мне казалось, что лесные нимфы должны парить где-то там, в буйной листве столетних тисов, прятаться в их раскидистых кронах. Довольно продолжительное время я высматривал маленьких прелестниц, но так никого и не увидел. Но голоса звучали где-то рядом. Нимфы смеялись, переговаривались друг с другом. Придерживая парализованную руку, глядя вверх, я принялся носиться вокруг толстых стволов, выкрикивая: «Эй, вы где?», «Эй, да где же вы?» У меня даже шея заболела – сколько можно бегать, задрав башку. Они что же, решили играть со мной в прятки? Я схватился за шею, продолжая упрямо высматривать лесных нимф, когда меня окликнули:
