Но время шло, мало-помалу возвращались и силы и ловкость. И едва Рамон понял, что не только выдержит дорогу до Агена, но и вернется обратно, он собрался в город.
Амикам встретил вроде бы с обычной приветливостью, но холодок в голосе рыцарь почувствовал сразу же. Они расположились в беседке, слуга принес вина и фруктов.
— Я послал за Лией. — сказал Амикам. — Сейчас придет.
Рамон кивнул. Девочка в городе? Плохо, очень плохо. Встретился взглядом с хозяином дома:
— Поверишь ли ты, если я скажу, что скорее согласился бы остаться там навсегда, нежели купить жизнь такой ценой?
— Верю. Но пойми и ты: я отец.
— Да. И мне безумно жаль, что так вышло. — Он замер, буквально кожей почувствовав взгляд. Развернулся, вставая.
Ничего в ней не изменилось. Вот разве что раньше не смотрела так… словно на официальном приеме. И улыбка не выглядела натянутой маской. Хорошая моя, зачем же ты так?
— Я оставлю вас ненадолго.
— Отец, не уходи. У меня нет секретов.
Ну вот и все. Говорить больше не о чем. И все же…
— Здравствуй. Рад видеть тебя.
Рад. Несмотря ни на что.
— Здравствуй.
— Я… — слов отчаянно не хватало, и мешал Амикам. Шагнуть бы, обнять и пусть руки и губы объяснят вернее, чем тысяча слов… Вот только не позволит, даже не будь рядом отца. Рамон не знал, откуда взялась такая уверенность, но видеть девушку такую родную и чужую одновременно казалось невыносимым. Зря он приехал.
— Я прошу прощения. За все.
— Я не держу на тебя зла. — В голосе не было ничего, кроме спокойной вежливости, как ни старался рыцарь расслышать хоть тень чувств. — Но ничего не вернуть.
— Жаль… — Наверное, надо было сказать что-то другое. Просить, объясняться… Впрочем, зачем? Хоть кому-то в этом мире удалось вернуть любовь, ползая в ногах? — Мне тебя не хватает.
— Жаль. — согласилась она.
— Тогда… — нет, все же он спросит о том, что не давало покоя с самого начала. — Перед тем, как попрощаться… скажи, все было по-настоящему? Или приворот?
В первый раз за весь разговор в ее улыбке появилось что-то человеческое. Очень-очень грустное и безнадежное.
— Ты приехал… и все равно не доверяешь. Так о чем говорить? И много ли будут стоить мои слова?
Рамон не ответил.
— Я тебя не привораживала. Все, что было… — маска исчезла, остались лишь наполненные слезами глаза и срывающийся голос. — Все, что было — твои настоящие чувства. Если они были вообще.
— Не «были». Есть.
Лия пожала плечами.
— Может быть. Теперь все равно. — она помолчала. — Тогда и я спрошу: та тень, что над тобой… если ты знаешь о ней — что это?
Тень? О чем она? Ах, да… Еще полчаса назад он не сказал бы об этом ни за что на свете.
— Родовое проклятие. Ни один мужчина в нашем роду не доживет до двадцати двух.
И не удержался от усмешки, увидев, как расширились ее глаза. Коротко поклонился:
— Прощай.
— Я провожу. — Сказал Амикам.
У самых ворот Рамон остановился.
— Увези ее из города. Любой ценой.
— Она не хочет. Говорит, что не собирается прятаться, точно преступница.
— Увези силой.
— Моя дочь — не рабыня. Ее право решать, как поступить.
— Тогда готовься ее оплакать. Прощай.
Как Лия и предполагала когда-то, шепотки за спиной улеглись довольно быстро. Разве что чужеземцы, что вели дела с отцом, теперь предпочитали в дом к ним не заходиться, приглашая Амикама к себе. Да на балах приглашали на танец лишь соотечественники. Впрочем, по большому счету ей было не до балов, а то, что гостей стало меньше — так оно даже и к лучшему. Тем сильнее она удивилась, увидев однажды на пороге Бертраду.
С того момента, как девушка таки получила к себе в постель Дагобера они почти не виделись. И то, как Бертрада выглядит Лие совсем не понравилось. Беременность должна красить женщину. А когда живот, который уже не способны скрыть просторные одежды сочетается с тусклыми волосами, одутловатым лицом и — Лия была готова поспорить — толстыми отекшими щиколотками, плохо дело.
Она провела незваную гостью в дом, приказала принести фруктов и травяной настой, что пили те, кто по каким-то причинам отказывался от вина. Пока ждали слугу, Бертрада молчала, только теребила край рукава. Она продолжала молчать и когда на столе появилась еда, только вместо рукава стала разглаживать ткань на коленях, так что Лие стало даже жаль ни в чем не повинное одеяние.
— Когда ждать малыша? — спросила она, чтобы начать разговор. Молчание определенно затягивалось, и это начинало надоедать.
Бертрада вздрогнула.
— О чем ты? Никто же не знает…
— По-моему, знает уже каждый, имеющий глаза. Что в этом странного?
Бертрада разрыдалась, а вконец обескураженная Лия все же вспомнила, что у чужеземцев ребенок отнюдь не всегда считается благословением божьим.
— Прости. Я не думала, что тебя это расстроит.
— Он… уехал. Сказал, что я шлюха, а на шлюхе он не женится никогда. И уехал. А когда я попробовала… даже не вышел сам. приказал прогнать со двора, точно шавку.
— А что, у тебя нет отца и братьев, которые вбили бы такие слова ему в глотку? — удивилась Лия.
— Ты что, если отец узнает, он меня сам убьет!
Если у отца глаза на месте, то знает он наверняка. Но понять логику чужеземцев Лия отчаялась раз и навсегда. Вроде люди как люди, а как выкинут порой — так и не знаешь, что сказать. Она подала гостье вышитое полотенце — вытереть слезы и стала ждать, когда та успокоится. Бертрада всхлипнула в последний раз, подняла глаза:
— Ты ведьма… так говорят. Приворожи его! Сделай так, чтобы он снова меня полюбил!
Если бы Лию спросили, она бы сказала, что от такого, с позволения сказать, мужчины, который сперва ложится с женщиной, а потом ставит это ей же в укор, нужно бежать сломя голову и забыть как звали. Но ее никто не спрашивал. Бертрада вцепилась в руку — не оторвешь.
— Свари зелье… или что там вы делаете. Чтобы он снова меня любил. И тогда он на мне женится.
— Не могу.
На самом деле она знала, как это делается. Для того, чтобы противостоять чему-то, нужно знать, как это «что-то» устроено. Наверное, даже достало бы сил наворожить приворот. Но сама мысль о подобном казалась отвратительной. Тем больнее было услышать от Рамона тогда… Лия мотнула головой, приказывая себе забыть о рыцаре.
— Подумай. нужен ли тебе человек, который уже предал один раз. Предаст и второй. зачем он тебе?
— Он лучше всех! — вскинулась Бертрада. — Правда. Просто… ну вот так получилось. Приворожи его, и все станет как было.
— Не могу. — повторила Лия.
— Тогда скажи, кто может. Прошу тебя.
