Тяжело вздохнув, чародей собрался уйти, но, не справившись с соблазном, припал на одно колено и осторожно, даже трепетно протянул руку к шее ближайшей девицы, желая унести с собою хотя бы воспоминания о столь приятном занятии, как удушение. Неожиданно, рыжая бестия резко дрыгнула ногами и перевернулась на другой бок, едва не спровоцировав преждевременный инфаркт у ещё вполне молодого мужчины.
— Дед Лесной? — сонно проворчала неудавшаяся жертва, пытаясь нашарить что-нибудь в большом тряпичном узле. — На-на, только отцепись достал уже!!!
При этом в опасной близости от головы мужчины просвистел массивный золотой браслет инкрустированный крупными каменьями. Чародей тяжело сглотнул, проследив, как несётся с холма столь щедрый откуп, и тихонечко ушёл в город в поисках крова и стола, столь недальновидно оставленных загулявшими хозяевами.
* * *
Араон Артэмьевич Важич позволил себе блаженствовать пусть и не со спокойной душой и чистой совестью, зато с удобной родной кроватью, чистым одеялом и полным желудком. Сегодня впервые за последние три дня ему довелось спать дома в собственной кровати и лечь при этом до полуночи. Как ни лютовала почтенная и, безусловно, снедаемая горем Альжбетта Важич, требовавшая от сына немедленно сопровождать её с невесткой на княжеское празднование Средницы, молодой человек оставался непреклонен, как высеченный из гранита памятник Светлому князю Калине, что нынче устанавливали на главной площади вместо ожидаемого всеми фонтана. Раздосадованная вдова, желающая сразу продемонстрировать всем охочим до холостых и высокопоставленных чародеев вертихвосткам и их мерзопакостным мамашам, что послушный сын уже определился с выбором и не бросит на произвол судьбы свою не рождённую племянницу, едва не искусала от досады собственные кружевные перчатки. Увы, все её веские и неподлежащие сомнению доводы Арн просто пропустил мимо ушей по причине крайней усталости и лёгкого целительного транса.
Так что на данный момент молодой человек имел ни с чем не сравнимое удовольствие просто спать. Подложив под щёку сложенные ладони, он сладко раскачивался в невидимой лодке, просто наслаждаясь мягкостью перин, тишиной покинутого всеми дома и умиротворением. Выпитый перед сном стаканчик пионовой водки гарантировал отсутствие сновидений, чему Мастер мог только радоваться. Как-то за всеми заговорами и внутрисоветной грызнёй не приходилось надеяться увидеть в грёзах нежных дев в Поднебесных кущах или хотя бы знакомое урочище.
Вопль болтуна, чудом выжившего, но от того, кажется, слегка свихнувшегося на громкости, заставил чародея не просто подскочить с постели, но даже сделать кувырок назад, схватить меч и бросить в противника огненным светляком.
— Алло, — недовольно бросил молодой человек, пытаясь зажатой в руке гантелей сбить пламя с приколоченной на стену имитации болотной виверны.
— Арн, сюда, живо, — прокаркал опостылевший до зубного скрежета голос вечно бодрого Воронцова.
Важич спросонья не смог разобраться, возмутиться ему такой наглости подчинённых или уточнить предполагаемый адрес, как артефакт отключился. Быстро затушив дорогой сердцу и кошельку экспонат, привезённый из поездки в Танцийскую республику, чародей поправил порядком истрепавшиеся повязки, оделся и, прихватив свой счастливый серп, распрощался с мечтами о полноценном отдыхе, что даже в бытность простым боевиком был доступнее.
В Административном корпусе Замка было тихо. Если город ликовал, на последних издыханиях предаваясь предписанному положением правителя веселью, и активно выказывал всю радость от предложенных хлеба и зрелищ, то замыкаемый на ночь чародейский купол надёжно оберегал не только ценную историческую постройку от вандалов, но и душевный покой немногих оставшихся в здании стражников. Пьяные вопли простых работяг, невыразимо усиленная артефактами музыка, рвущая слова песен и барабанные перепонки, остались за спиной где-то, словно в другом измерении всем довольных и безликих обывателей, чьи аппетиты не заходили дальше дешёвых развлечений и уличных плясок. В Замке же царил покой и уныние. Не то уныние, что медленно приходит с упадком сил и просто опускается неподъёмным грузом, лишая воли к действию и раздумью. Оно всё больше любило обретаться в районах проживания бедной интеллигенции. В Замке уныние было мрачным и холодным, как наложенная печать проклятья, изредка вздрагивающая от пробегающих сил. Под его пологом нежились в благодати разъевшиеся гады, да плодилась обильная гниль и плесень, мнящая себя вполне патриотичной и ответственной, но в святой вере в собственное бессилие упрямо деградирующая и разлагающая те немногие крохи, что ещё сохранились от прошлых порядков. Казённая штукатурка унылого окраса, расцветающая и преображающаяся от этажа к этажу вплоть до кабинета начальства; вездесущие портреты, бюсты и бюстики Светлого князя, натыканные на вкус и цвет любой инквизиторской комиссии; ровные безликие столы и кабинеты — всё это в ночном безмолвии выглядело особенно приторно. Важич шёл нескончаемыми коридорами, сжимая в одной руке серп, в другой — не оставленную на стоянке гоночную метлу, и мысленно представлял, с какой радостью выставил бы на улицу всех расплодившихся, подобно мухам, бюрократов. Вот в этом отделе можно урезать половину, этот вообще закрыть, тот перевести на практическое применение.
За этими сладостными мечтами он добрёл до двери к своему кабинету. Что уж говорить, в своих планах он видел чистую крепкую казарму с чётким уставом и жёсткой дисциплиной, в которой уж точно нельзя было под утро обнаружить кабинет непосредственного начальника вскрытым. Притом вскрывали его грубо, не слишком заботясь о секретности или сохранности дорогого заграничного механизма, лишний раз подтвердившего: наука лому не помеха. Впервые Глава Замка Мастеров серьёзно задумался, не слишком ли самоуверенно он понадеялся на собственные силы, если уж этим подонкам хватило наглости убить его отца. Араон даже остановился от подобного осознания. Он, конечно, понимал, что попытки ликвидации неугодного самодержца будут продолжаться с завидной регулярностью, но всё это было как-то несущественно, словно второстепенно на фоне развернувшегося заговора.
— Долго ещё копаться будешь? — раздалось из-за дверей подобно карканью могильного ворона.
От этого окрика молодой человек невольно вздрогнул и отшатнулся. Неимоверных усилий стоило ему подавить выработавшийся за десять лет в Академии безусловный рефлекс при звуке одного только голоса Воронцова бежать и прятаться. Сейчас хотелось того же, разве что убегал бы он значительно быстрее и прятался профессиональнее. Неприятно кольнула мысль о заговоре, заставляя пальцы судорожно сжиматься на черенке метлы. Мастер усилием воли справился с этим приступом малодушия и уверенно шагнул в погружённый во мрак коридор, перехватив поудобнее рукоять серпа и активизировав несколько всегда удерживаемых в подсознании заклятий.
