Улыбка замерла на лице мага, он весь обратился во взгляд и не мог оторваться от фиолетовых в свете кровавой Луны, блестящих губ. Мальчишка тихо поднялся и пошёл вдоль берега, позволяя слабым волнам омывать ступни, и нисколько не опасаясь монстров, в изобилии бродивших за речным Кольцом.
Хин ожидал, что уан сам отвезёт гостя в Онни на облачной карете, и был удивлён, когда в ответ на стук металлической нотной скрижали по пюпитру отворилась дверь и чёрная изящная фигура, лишившаяся всех украшений, пересекла комнату. Мальчишка опустил руки и оглянулся. Келеф не свернулся на полу, вместо этого он сидел и смотрел в низкое окно.
Рыжий упрямец долго ждал привычных указаний, но чужое существо молчало. Тогда Хин заговорил сам:
— Почему ты не отвёз его?
— Сам приехал — и назад дорогу найдёт, — голос правителя.
— И ты даже не сказал ему, что я понимаю морит, — укорил мальчишка.
— Ты тоже, — равнодушно заметил Келеф.
— Мне жаль, что он уехал.
Сил'ан медленно обернулся. Хин объяснил:
— Рядом с ним ты казался юным.
— А тебе-то что с того? — недобрая усмешка.
Мальчишка улыбнулся и сотворил жест недоумения.
— Может, мне понравилось видеть тебя счастливым, — предположил он.
Уан встретился с ним взглядом, резко поднялся с пола. «Не поверил», — понял Хин.
— Почему ты так равнодушен к воинскому искусству и людям? — холодно спросило дитя Океана и Лун. — В чём твоя беда?
Рыжий упрямец отвёл глаза:
— Не знаю.
— Не знаешь, — медленно повторил Келеф. Подол чёрного платья взметнулся, напомнив мальчишке капюшон взбешённой змеи. Уан поплыл к выходу. — Вот и думай лучше о себе.
Летень, покрытый пылью с головы до ног, терпко пахнущий потом, проворно соскочил со спины ящера и низко поклонился Сил'ан. Стражники побросали ленты и шкуры, которыми украшали стену к предстоящему торжеству, и обступили прибывшего. «Гонец от уана Каогре, — слышались шепотки. — Случилось что-то?»
— Уан Кереф, — тяжело дыша, выговорил чужой летень, — произошло несчастье. Невеста вчера утром пожелала развлечься прогулкой на кошми[28] и упала неловко. Как было оговорено, выполнение обязательства теперь переходит к младшей дочери. Церемония переносится до дня её совершеннолетия. Вы согласны?
Правитель медленно закрыл глаза и поднёс руку к горлу, словно ему не хватало воздуха. Летни изумлённо смотрели на него. Келеф судорожно выдохнул, прижал ладони к вискам, покачал головой:
— Я не верю, — сказал он отчётливо, нервно рассмеялся. — Не может быть.
Гонец сглотнул, растерянным взглядом окинул замерших стражников, вновь обернулся к уану и, облизав пересохшие губы, осторожно добавил:
— Мой повелитель тоже очень огор… тяжело переживает смерть любимой дочери. Это… просто невыразимый удар для всех нас, — он сглотнул снова. — Так вы согласны заменить невесту, как было оговорено?
— Да, — коротко и глухо откликнулся Келеф, резко развернулся и стремительно поплыл прочь.
Гонец неловко кашлянул, встретился глазами со сторожевым и пошутил:
— Нервный какой.
Пара юнцов прыснула со смеху, и тотчас получила подзатыльники от старших. Остальные стражники сохранили суровое и задумчивое выражение лиц. Гонец притих, отступил ближе к ящеру.
— Вот ведь как, — наконец, нарушил тишину сторожевой. Он хмурил лоб, щурился — слова давались ему с трудом, но он продолжал упорно отыскивать их и бросать в толпу, гулкие, словно камни, катящиеся с обрыва. — Не человек — и тот понимает. Смерть молодой девушки, не исполнившей своё предназначение. Чего же тут смеяться?
— Нечего, конечно, — торопливо согласился гонец, кашлянул, выдержал паузу и осведомился. — А где у вас можно напоить динозавра?
Хахманух даже не успел окликнуть уана — гулко вздохнула каменная плита, чёрная молния прорезала коридор, и крепость сотрясли громовые раскаты рояля.[29] Червь и паук встревожено переглянулись. С потолка уже планировали пушистые твари, по лестнице вниз бежали драконикусы, торопливо шлёпая лапами.
— Что случилось? — нестройным хором воскликнули лятхи, встретившись.
— Без понятия, — чётко ответил Синкопа.
Хахманух переступил на месте, свил тело в тугую пружину.
— Выждем немного, и я пойду выясню, — предложил он.
— А я проверю свои источники, — деловито сообщил паук и побежал к выходу.
Последний тихий аккорд отзвучал. Келеф опустил руки и, точно марионетка с обрезанными нитями, повалился на пол рядом с холодно блестящей, лакированной чёрной громадой. Червь, испуганный и встревоженный, подбежал к нему, ткнулся мордой в плечо.
— Ну, что случилось? — встревожено заворчал он.
Сил'ан лишь судорожно вцепился в камень. Хахманух обвился вокруг съёжившегося тела:
— Всегда ты молчишь и всё держишь в себе. Я много повидал твоих сородичей — такой привычки не было ни у кого. Поговори со мной.
Келеф задрожал, червь положил морду ему на спину и вздохнул.
— Ещё девять лет, — одними губами прошептал Сил'ан.
Хахманух подобрался, гребни на голове и спине резко распрямились, щетинки встали дыбом.
— Что? — с ужасом выдохнул он. — С чего вдруг? Зачем? Ты же знаешь, я не смогу остаться… Не понимаю, — он затряс головой от волнения.
Откатилась каменная плита, в коридоре раздались шаги. Червь потеребил лапой рукав чёрного платья:
— Наследник идёт, вставай!
Сил'ан не ответил. Шаги замерли у колонны, мальчишка осторожно высунулся из-за толстого, облепленного паутиной каменного столба и заглянул в залу. Хахманух подполз к нему и торопливо, сбивчиво объяснил:
— Он не в себе. Шок. Нужно время. Всё будет хорошо, ведь так?
Хин улыбнулся червю, присел на корточки и потрепал того по голове, запачкав руки в тягучей слизи:
— Конечно.
Хахманух встал на лапы, но всё не отрывал брюха от пола; мальчишка услышал его панические, виноватые мысли:
— … не могу остаться. Через неделю наступит моя зрелость. Я стану совсем другим: не узнаю и не вспомню ни его, ни тебя — только лятхов, — вконец напуганный, червь запричитал: — Как же так вышло? Как же я его покину?
Мальчишка платком отёр перчатки и тепло усмехнулся:
— Ты бы ещё спросил: на кого? Хахманух, тебя ждёт дом, клубок, детёныши. Не надо огорчаться и переживать: остаются Синкопа, злодеи, крылатые. Келеф сильный, ты же сам знаешь. Мы его поддержим, а ты — доверься мудрой природе.
Червь грустно повесил голову:
— Я не хочу вас забывать.
Он повернулся к мальчишке хвостом и медленно побрёл прочь. Хин коротко вздохнул, выпрямился, собрал волосы в хвост и, тихо ступая, подошёл к уану. Присел на пол в двух шагах от него. Скрежет когтей лятха затих в отдалении, крепость обняла глухая тишина.