Шторр мёртвыми глазницами взглянул на Румо.
– Понимаю, – сказал Румо.
– Нет, я плакал из-за себя. Я ревел, так как в тебе я, как в зеркале, увидел себя, не такого старого, мёртвого и уродливого, как сейчас, а молодого и резвого, такого, каким я был в твоём возрасте!
Румо кивнул.
Голос Шторра вдруг стал звонче и моложе:
– Я был одним, двумя, да что там – я был как дюжина йети. Когда я мочился и ветер дул не в ту сторону, я никогда не отворачивался – только не я! Вокруг были другие, но это был мой мир и они жили в нём по правилам Шторра, ясно? Я был Шторр-жнец, и они знали, почему меня так звали. Моё сердце пылало!
– Ну-ну, – сказал йети позади них.
Шторр снова понизил голос:
– Тогда я влюбился в девушку-йети. Её звали Йелма и это действительно плохая история. Короче говоря – Йелма умерла. Какая-то проклятая болезнь, очень быстрая, и вот она уже мертва. Я хотел вернуть её, и если бы где-то было царство, полное чертей, неважно где, я бы пошёл туда даже без оружия и я бы вернул её, мою Йелму! Но не было никакого царства. Она просто умерла, а я стал спокойнее, потом постарел и вот, наконец, я сам мёртв или почти мёртв. Ну да, ты же знаешь.
Шторр сухо закашлял и долго молчал.
– И вдруг ты сидишь в моей лодке и рассказываешь, что направляешься в царство чертей, чтобы вернуть возлюбленную. Один с этим ножом для сыра. И тогда, после того как ты ушёл и я достаточно наревелся, насмеялся и надумался, тогда я сказал себе: а почему, собственно говоря, я не иду вслед за этим идиотом? Почему я не иду с ним в город полный чертей и, наконец, снова не рискую чем-то? Так как если я этого не сделаю сейчас, то моя Йелма никогда не простит меня. И тогда, когда я по-настоящему умру, то не смогу показаться перед её глазами.
Шторр снова закашлял.
– И это было именно то, что мои парни хотели от меня услышать. "Эй, парни" сказал я "давайте пойдём в этот город чертей и спасём задницу этого тупого вольпертингера". "Ну, конечно" крикнули они в ответ "это твоя лучшая идея с тех пор, как мы шагнули в зыбучие пески Унбисканта". На что я ответил "Тому, кто ещё раз упомянёт эту проклятую историю с Унбискантом, я воткну его весло в горло и закопаю с головой в камышах!". Тут все замолкли, и я сказал "Ладно, вы, тупицы, я пойду сейчас в город полный чертей. И мне не важно, пойдёт со мной кто-нибудь или нет. Если вы и дальше хотите быть мёртвыми, то и сидите в своих дурацких лодках на этом вонючем нефтяном озере, пока не превратитесь в уголь. И мечтайте дальше о былых временах! Я в любом случае иду в Гел, у меня долг перед Йелмой!". И знаешь что? Все, кроме небольшого отряда, оставшегося следить за лодками, все, пошли со мной. Мои парни! Мои тупицы!
– Сам тупица! – сказал йети позади них.
– И знаешь, что я хочу тебе ещё сказать? – спросил Шторр. – Это было правильно! Мы победили медных парней! Мы показали этим гелским чертям! И я видел её, твою Ралу! На мой вкус слишком тощая, но было бы жаль, если бы она умерла. Это был удачный поход. Ты уже отдал ей шкатулку?
Шторр заговорщицки хихикнул.
– Нет, – тихо сказал Румо.
Шторр остановился:
– Нет? Почему нет?
– Не получилось пока?
– Что не получилось?
– Не было подходящего момента.
– А когда он должен быть?
– Скоро, – сказал Румо.
– Как скоро? – упорствовал Шторр.
– Очень скоро, – сказал Румо и замедлил шаги, чтобы вернутся к своим приятелям.
Фрифтар присел на осиротевший трон Гаунаба и смотрел на разрушенный Театр красивых смертей. На стадионе его солдаты пытались загнать копьями в клетку огромную крысу-альбиноса.
Королевский советник не верил своему счастью. Среди этого жуткого хаоса судьба так благосклонно к нему отнеслась.
Проклятый генерал остался лишь мрачным воспоминанием, кучей обломков застрявших в камнях, медным блеском, осевшим на руины театра, улетучившимся кошмаром. Медные парни застыли на балконе и превратились в безобидный военный памятник. Повстанцы находятся в бегах.
Король Гаунаб согласился на приключение с врахоками. Не важно, как закончится поход, у Фрифтара в это время будет достаточно возможностей обернуть всё в свою пользу и настроить народ против короля.
А что могло произойти! Революция! Гел в огне! Его самого могли осудить, линчевать, казнить! Но вместо этого он на пути к престолу Гела.
Какой великий и важный день в истории Гела! Наверное, даже наиважнейший! Конец династии Гаунабов, начало царствования Фрифтаров!
Фрифтар осмотрел стадион. Он его снова отремонтирует. Ах, нет. Он его разрушит до конца и построит новый, в три раза больше прежнего – стадион Фрифтара, достойный памятник его вечной славы. Медных парней расставят вокруг арены, как великолепные статуи, как напоминание о прошедшей эпохе. Он уже слышал восхищённые крики толпы, обращённые на этот раз не к дегенерировавшему монарху, а к нему, Фрифтару-прилежному. Да, отличное прозвище! Так он будет себя называть, так как прилежание и дисциплина, пот и слёзы привели его туда, где он сейчас находится – на трон. Он будет первым правителем Гела, который будет руководствоваться здравым смыслом, а не безумием. Спаситель, король-мыслитель.
Фрифтар встал в ответ на воображаемые овации – и снова сел.
Что это? Почему ноги не слушаются его? Его бёдра такие ледяные, голени он вообще не чувствует. Но причин для паники нет. Последние часы были слишком напряжёнными. Он должен немного отдохнуть. Но странно, холод поднимается выше. Его грудь, его руки, всё замерзает. Его горло, его лицо. Лицо его застыло и в голове возникла лёгкая острая боль. В ушах снова что-то защёлкало. На лбу выступил холодный пот. Нет, он не может серьёзно заболеть. И именно сейчас!
Понадобилось несколько дней на подготовку всех врахоков. Затем их разбудили и заново загипнотизировали для большого марш-броска. Главнокомандующие гельской армии хотели выйти в поход на всех врахоках, даже на самых крупных. Поэтому они решили пойти через Зал Гаунаба – самые большие пещеры подземного мира. Остальные дороги в Вольпертинг были для них непроходимы или, как обрывистые пещеры Врахокского тупика, полны препятствий.
Гаунаб всё время проводил в своём шатре, где группа придворных шутов усердно поддерживала его настроение, когда он не находился в наркотическом сне, вызываемом лекарствами Фрифтара.
Когда поход начался, то шатёр короля привязали на самого большого врахока, а в шатре на специальной платформе прикрепили трон, на котором сидел пристёгнутый Гаунаб. Он постоянно находился между эйфорией и истерическим страхом. То он хотел кричать от ужаса, то у него начинались приступы смеха – так воздействовали различные медикаменты на его нервную систему.
