— Курительная трубка, да? — спросил Костиген своего мертвого друга. — Неплохая вещица. Приятно в руке подержать. Затягиваться, наверное, тоже приятно, а, Гордон? В такую грозовую ночь ничто не утешит лучше хорошей трубки!
Он устало прошел под арку в огромный холл замка Таверела, не обращая внимания на дождевую воду, капающую с носа и подбородка, с одежды и рук, не обращая внимания на отвратительную желтую грязь, отмечающую каждый шаг его добротных, крепких сапог.
— Ну вот вы и дома, Гордон, — сказал он, положив тело друга рядом с телом слуги Хансона. — Отдохните хорошенько возле огня, Гордон, — бессвязно бормотал Костиген.
Он выпрямился и уставился на высокое окно, ближайшее к роковым доспехам. Внезапно снова охваченный ужасом и гневом, Стивен Костиген оборвал свою фугу. За окном, поддерживаемое, по-видимому, только ветром и туманом, на него смотрело то же самое отвратительное желтое лицо!
* * *
Из дальнего конца комнаты эхом отдавался чей-то жуткий голос.
Стивен Костиген отскочил от своего места у окна. Мгновение спустя он был готов противостоять любой опасности. Он широко расставил ноги, стоя на цыпочках, чтобы в любой момент переменить позицию или прыгнуть в любом направлении. Сжатые мощные кулаки были подняты и готовы встретить любого врага и нанести сокрушительный удар, предотвратив тем самым любое нападение в самом начале. Однажды Костиген это уже проделал, к немалому удивлению хвастуна-техасца, предложившего мешок чистого золота против тощего кошелька Костигена, думая, что, заключив беспроигрышное пари, он вдоволь посмеется. Техасец ожидал, что тот не примет вызов, но Костиген был тверд и нанес противнику такой сильный удар, что бедняга больше часа пролежал без сознания.
— Стивен, — донесся из-за гобелена чей-то сверхъестественно-жуткий голос. — Стивен, ты здесь? Ты меня слышишь, дорогой?
На этот раз Костиген, ошеломленный, зашатался, как пронзенный шпагой тореадора бык. У него звенело в ушах, и он слышал только биение своего сердца и этот таинственный голос. Будь это холодный, беспощадный голос Катулоса, он бы знал, как поступить, но это была…
— Зулейха! — только и сумел промолвить Костиген.
— Да, Стивен, это я, Зулейха! Стивен, перестань преследовать Хозяина! Пожалуйста, Стивен, неужели ты не видишь, как он силен, не видишь, на что он способен? Если тебе дорога жизнь, Стивен, остановись. Хозяин уничтожит тебя, как уничтожил Джона Гордона, как уничтожает всех своих врагов!
— Он уничтожил Гордона? Разве Катулос распоряжается молниями? — разыгрывал удивление Костиген и медленно, крадучись ступая по холодным камням, приближался к гобелену, из-за которого доносился голос Зулейхи.
— Катулос всесилен, Стивен, — голос Зулейхи звучал неестественно. — Невозможно убежать от Хозяина и скрыться от его мести. Хансон восстал против Хозяина — и поплатился за это жизнью. Джон Гордон оказал сопротивление Хозяину — и его постигла та же участь. Даже я однажды пыталась убежать от Хозяина…
— Это я прекрасно знаю, — перебил ее Костиген.
Теперь он находился на расстоянии нескольких ярдов от гобелена и старался говорить не так громко.
— Да, но Хозяин отметил меня, Стивен, как отметил тебя давным-давно в Храме Грез в Лимхаузе. Уходи, оставь свои попытки сопротивляться Хозяину, или расплата будет жестокой.
Костиген выставил вперед мощную руку, и его выпуклые мускулы ощутили плотную ткань. Он сорвал гобелен, не задумываясь о том, что может погубить старинную вещь. Сорвав гобелен, он ясно понял: Хансон, вися на алебарде и доспехах, погиб от электрического прибора. Над аппаратом мигал маленький красный огонек, сверлящий американца, как злобный взгляд.
Красивый, шелковистый смех Зулейхи прошелестел над ним:
— О, Стивен, Стивен, если бы ты только мог видеть меня, как я сейчас вижу тебя!
— Как я могу видеть тебя? — не понял Костиген. — Где ты, Зулейха, и как этот злодей Катулос заставил тебя вернуться к нему и его мерзким занятиям?
Из-за высокого потолка и каменных стен огромного холла снова прошуршал горький и ироничный смех.
— Если ты не оставишь в покое Хозяина и не вернешься восвояси, ты узнаешь, где я. И узнаешь очень скоро, но, полагаю, радости тебе это не принесет. А почему я служу Хозяину? Ах, Стивен, Стивен. Он властелин удовольствия. Он владыка боли. Я больше ничего тебе не скажу.
На мгновение, на одно короткое мгновение ему показалось, что шелковистый голосок, ранее поднимавшийся до насмешливых ноток, теперь перешел в рыдание.
— Понятно, — проворчал Костиген. — Ты говоришь со мной с помощью радиоприемника. Подозреваю, он связан с адской машиной, убившей Хансона. Но как ты можешь видеть меня, Зулейха?
— Стивен, — мурлыкал нежный голос, снова полностью владеющий собой. — В этом приемнике имеется крошечная камера. Остальные установлены по всему замку Таверела. Хозяин поставил их в доспехах, в желтом идоле, везде. От глаз Хозяина не скроешься.
Костиген бросился в нишу, из которой доносился голос, желая найти устройство, передающее его изображение Катулосу, но ничего не обнаружил.
— Ты ничего не найдешь, Стивен, — журчал голос Зулейхи. — Но, так как я вижу, что ты полон решимости доставить себе неприятности, я избавлю тебя от труда проделать весь путь от поместья Таверела до того места, где сейчас обитает Хозяин.
Костиген резко остановился, навострив уши, чтобы слышать каждое слово Зулейхи. Обнаружив месторасположение Катулоса, он сможет найти сэра Холдреда Таверела, Марджори Харпер, ее брата Гарри и его невесту Джоан Ла Тур. И он сможет найти Зулейху!
Он сможет найти Зулейху!
Как часто ночью ему снилось это бледное усталое лицо, эти странные, затуманенные глаза, длинные, черные, как смоль, волосы Зулейхи! С тех пор как прогремел взрыв, уничтоживший десятую часть крупнейшего города мира, Костиген горевал о Зулейхе. И обнаружить теперь, что черкесская красавица жива, но снова оказалась в отвратительных лапах ненавистного Катулоса, было почти невыносимо для его воспаленного воображения!
— Говори же! — кричал Костиген на электрическую машину, доносящую до него голос Зулейхи, а до девушки его голос. — Скажи мне, и я приду к тебе, даже если мне придется проползти сквозь джунгли или переплыть через океаны! Я вырву тебя у него, Зулейха, и клянусь всем, что мне свято, задушу этого злодея собственными руками!
Шелковистый голосок сменился сардоническим смехом.
— Прекрасно, Стивен! Я буду рада еще раз увидеть твое лицо, прежде чем Хозяин расправится с тобой. Может быть, он тебя пожалеет и приговорит к легкой смерти, как Хансона и Джона Гордона. Или — а он может быть очень жестоким, и тогда тебя ждет нечто похуже, чем просто конец твоего земного существования. Ну ладно! — резко прервала она свои предсказания. — Быстро иди в деревню. Там наймешь машину и направишься прямо в Лондон. Оставь машину и садись на поезд до Дувра. Там садись на завтрашний пароход до Кале. На этот, и никакой другой. Ты должен быть на этом пароходе.
