- Орман...
- Я себя ненавижу, - глухо сказал астролог, не отнимая рук. - Это проклятье - знать, но не иметь возможности ничего изменить.
- Орман...
- Молчите. Слова ни к чему. Хилег достиг Анареты. Сатурн в восьмом доме. Все признаки сводятся к одному... Мой брат погиб. Скорее всего, задушен где-то в подвале. Вы спрашиваете, откуда я знаю такие подробности? - астролог горько рассмеялся. - Все здесь. - Он постучал по листу, лежащему перед ним. - Почему я не посмотрел его гороскоп раньше? Я бы мог предупредить Марка.
- Барнас пал?
- С вероятностью девяносто девяти процентов. - Орман был белый как мел.
- Скажите, а если бы вы предупредили Марка, он бы прислушался к вашим словам?
- Скорее всего - нет. Он бы просто посмеялся. Марк слишком предан своему делу и никогда бы не оставил свой пост.
- Тогда перестаньте корить себя.
- Вы такой рассудительный... Но что делать? Что? Это так внезапно, выбивает всякую почву из-под ног... Чувство вины уничтожает меня. - Астролог уронил голову на руки и затих.
Дарвей взглянул на его содрогающиеся от едва сдерживаемых рыданий плечи, и пошел на кухню. Чашка чая сейчас не будет лишней.
Монах прислушивался к тому, что происходит в кабинете, с досадой глядя на воду, которая никак не хотела закипать. Кухня была сильно запущена, сказывался отъезд слуги, но чайные листья - в маленьком глиняном горшочке, он нашел сразу. На средней полке буфета он обнаружил начатую бутылку с коньяком и добавил его тоже.
Когда монах поставил чашку с ароматным обжигающим напитком перед астрологом, тот взглянул на него с благодарностью.
- С коньяком, - предупредил Дарвей и добавил. - Помогает при головных болях.
- Спасибо. Вы еще хотите, чтобы я составил ваш гороскоп? Чтобы не произошло в моей жизни, вы не должны от этого пострадать.
Монах покачал головой.
- Теперь он мне не нужен. Падение Барнаса многое меняет.
- Прошу вас, побудьте со мной еще немного... Это звучит не по-мужски, но мне кажется, если я останусь один, то что-нибудь с собой сделаю. Никогда не был сторонником самоубийства, но сейчас мне не кажется это такой уж плохой идеей.
Орман неестественно рассмеялся, отставил пустую чашку и принялся теребить завязки папки.
- Может, будут лучше, если я пойду в трактир и напьюсь?
- А что вы делали, когда умерла ваша сестра?
- Я?.. Не помню. Честное слово, не помню. Так странно, видеть вас подле себя в такой момент. Именно вас.
- Это оттого, что я никогда не был вам симпатичен? - спросил Дарвей.
- Да, это правда. Вы убийца. К этому больше нечего добавить, - устало пожал плечами астролог. - Вы внушаете интерес и неприязнь одновременно. Мы с вами давно знакомы, не один год, но пролитая кровь - серьезная преграда для установления близких отношений.
- А если кровь пролита не мной, то она не преграда, а связующая нить, - мягко заметил монах. - Мне жаль вашего брата.
- Я надеюсь, он не мучался... Знаете, если крепость была взята орками, они наверняка постарались захватить пленных, чтобы потом было над кем издеваться. Марк был крупным сильным мужчиной, на голову выше меня. У него было прекрасное здоровье, природное, понимаете? Для мага эта редкость. Орки могли его долго пытать... - горло астролога свело судорогой, и он замолчал.
Дарвей с сожалением смотрел в черный без всякого проблеска света сгусток, в который превратилась душа Ормана. Как ему удается оставаться таким невозмутимым с этим тяжеленным камнем в груди? Осколок тьмы затрудняет дыхание, навевает мысли о смерти. Он сам является кусочком смерти - самой ужасной ее части, где главное не перерождение, а разрушение.
Не вполне отдавая себе отчета в том, что он делает, Дарвей положил руку на плечо астролога. Поток новой жизненной силы наполнил тело Ормана, разбив панцирь горя, в который было закована его душа.
Астролог резко выдохнул и удивленно посмотрел на Дарвея.
- Знаете, мне вдруг стало здесь так тепло и спокойно, - он коснулся груди. - Сразу после того, как вы дотронулись до меня. Вы целитель?
- Можно и так сказать. Главное, что вам стало легче.
- Как хорошо... Словно огонек зажгли, - поразился Орман. - Жизнь продолжается, да? Не знаю, как вы это сделали, но я вам очень благодарен.
- Мне пора идти. Ложитесь спать, и ни о чем не волнуйтесь. Новый день принесет новую надежду.
- Предпочитаете выйти через дверь или...
- Через дверь, - усмехнулся Дарвей. - С прогулками по крышам покончено. Не вставайте, я сам найду выход.
На столе в гостиной он оставил несколько золотых монет - за разбитое стекло балкона. В прихожей Дарвей едва не споткнулся о гигантский деревянный циркуль. Непонятно, зачем он понадобился Орману.
Хлопнула дверь, и монах оказался на полутемной площадке. Скупой лунный свет проникал сюда только сквозь маленькое окошечко под самым потолком. Дарвей постоял несколько минут, ожидая пока его глаза привыкнут к темноте. Он не хотел сломать себе шею, спускаясь по лестнице.
Монаха изумляло повторение недавней истории. Трагедия Малема, потерявшего братьев, и сходившего с ума от горя, была подобна беде постигшей Ормана. И в первом и во втором случае он выступил в качестве утешителя. Случайность? Или еще один намек на то, что между живыми существами нет никакой разницы? Что души и тех и других равны?
Но это-то он уже и так понял. Да и как не понять, когда их души то и дело возникают перед глазами?
Дарвею было жаль Ормана. Они были знакомы много лет, но только сегодня монаху представилась возможность заглянуть в его сердце. Монах не мог ничего дурного сказать об этом человеке. Астролог был честен, и очень добр, хотя и всячески старался это скрыть от остальных. Все свою жизнь он желал получить одобрение строгого старшего брата, который когда-то давно осудил его выбор. И даже после того, как Орман стал главным астрологом ордена, Марк продолжал считать его неудачником.
Дарвей спустился вниз и, толкнув тяжелую дубовую дверь, оказался на улице. Если до этого у него оставалась малая надежда на то, что весть о падении Барнаса была ложной, то при виде городской стражи, поднятой по тревоге, она исчезла. Город был похож на растревоженный улей. Люди высыпали из домов, кое-кто даже вооружился. До монаха доносились обрывки разговоров:
- ... и прямо на рассвете...
- Говорят, только потому, что Барнас сгнил изнутри. Ну, вы меня понимаете?...
- Узнал об этом Цокус и сразу же доложил императору. Но каково предательство...
- ...невероятно! Я думал, это невозможно. Крепость-то неприступная! Если бы не чудовище...