На волнистые каштановые локоны, похоже, пошли настоящие человеческие волосы. Их натуральный оттенок почему-то неприятно поразил Масаги. Затем… взглянув на ее лицо, он вздрогнул от испуга. Оно было прикрыто белой, плоской, как блин, фарфоровой маской. Маской лица девочки.
Когда Сирахасэ приподнял эту маску, под ней оказалось лицо фарфоровой куклы с закрытыми глазами. Длинные ресницы, да и само личико поражали правдоподобием, но были безжизненны и производили отталкивающее впечатление, как будто в кроватке лежал труп.
– Что же это такое? – в ужасе прошептал Масаги. Сирахасэ, пристально посмотрев на друга, произнес:
– Моя просьба касается этой девочки.
– Этой… девочки?
Масаги становилось все более не по себе.
– Эта девочка хочет послушать рассказ, – сказал Сирахасэ, печально глядя на куклу.
– Рассказ? Но есть великое множество рассказов. В мире так много книг…
– Эта девочка хочет послушать рассказ о своем оригинале, – ответил Сирахасэ. Он приложил плоскую белую маску к своему лицу и сквозь прорези пристально посмотрел на Масаги.
– Кото, – раздался сбоку тихий звук. – Кото, кото, кото… – как будто кто-то что-то передвигал, может быть, переставлял мебель.
– Мне бы следовало самому рассказывать, но… Но девочке не нравятся мои истории, Масаги. Я читал ей разные книги, показывал всевозможные вещи. Но не мог ей угодить. Она хочет услышать свое жизнеописание. А у тебя, может быть, получится? Ведь ты писатель?
Белая маска, казалось, в это мгновение улыбнулась. Разумеется, это был какой-то эффект освещения. Однако Масаги почувствовал, как от страха сжалось сердце.
– Понимаю… Я понимаю и потому сними эту маску, Сирахасэ! – не в силах терпеть, закричал Масаги.
Сирахасэ сбросил личину. Затем тихо засмеялся.
– Ты выполнишь мою просьбу? – спросил он.
– Да! Но… можно завтра? Сейчас я вряд ли что-нибудь придумаю. Подожди по крайней мере до завтрашнего вечера. Я что-нибудь сочиню.
– Спасибо, – облегченно рассмеялся Сирахасэ.
Масаги показалось, что он услышал еле уловимые звуки топота девочкиных ножек по ковру: топ, топ, топ!
– Я рад, – пробормотал Сирахасэ. Масаги не решился на какие-то расспросы.
Утром следующего дня Масаги рано открыл глаза.
Ему послышалось, будто снаружи идет дождь, но, выглянув в окно, он понял, что это не дождь: под ветром раскачивались ветви, роняя листья. Этим утром стояла прекрасная погода: лес, весь золотой, был ослепителен.
Выйдя из комнаты в коридор второго этажа, он услышал легкий скрип: дверь той комнаты в глубине коридора, где он был накануне, открылась. Створка двери покачивалась, как бы приглашая зайти. В памяти воскресли странные впечатления вчерашней ночи: комната масок, детская комната, где на кровати лежала кукла, странная просьба Сирахасэ.
Ему захотелось убедиться, было ли это на самом деле, и ноги сами понесли его. Дверь в комнату масок не была заперта. Он обнаружил в верхней части стены маленькое окошко, которого не заметил прошлой ночью. Оттуда обильным потоком падал свет, освещая маски, висевшие по стенам. В этом свете каждая маска отбрасывала еле заметную тень, все это выглядело мрачно.
Вдруг внимание Масаги привлекла маска в углу комнаты.
Белая плоская маска, вчера прикрывавшая лицо девочки-куклы.
Масаги невольно подошел к ней поближе и протянул руку. Затем повертел в пальцах.
Держа маску обеими руками, он взглянул на ее изнанку. Обратная сторона была густо закрашена черным, как вороново крыло, цветом. Маска была тяжелой, казалось, что она сделана из фарфора. Наконец… он невольно примерил ее к своему лицу.
Но на этот раз сквозь прорези он не увидел ничего особенного: только эту комнату. С облегчением вздохнув, Масаги, все еще не снимая маски, огляделся.
Но что это?
Белая лента?
Он поспешно перевел взгляд в ту сторону. И тут увидел девочку в красивом европейском платье, отделанном старинными голубыми лентами и кружевом. Девочку, похожую на куклу. Волосы каштанового цвета. Личико миловидное – видимо, полукровка от брака с европейцем. Она дружелюбно улыбнулась гостю и прошла в ту маленькую комнату, где вчера лежала в кроватке кукла.
Масаги снял маску.
Он увидел, как недавно закрытая дверь «кукольной» комнаты открылась. Масаги, вернув белую маску на стену, осторожно, стараясь не шуметь, заглянул в эту каморку.
Но ставни были еще закрыты, и в комнатке царил мрак. Масаги так и не решился переступить порог.
Масаги попятился и выскочил в коридор. Пока он спускался по лестнице на нижний этаж, его не покидало ощущение, что он слышит звуки шагов маленькой девочки.
– Доброе утро! – услышал он, подходя к гостиной. Сирахасэ уже встал и встречал гостя в халате, сияя улыбкой: – Я думал, ты поспишь подольше. Ну, позавтракаем?
Завтрак, который он предложил, был весьма плотным, такой обычно подают в отеле во время ланча: яйца-пашот с ветчиной, легкий салат, поджаренный французский хлеб, масло и джем, фрукты.
– Ты каждое утро готовишь это для себя одного? – спросил Масаги.
– Не только для себя одного, – ответил Сирахасэ. Ответ прозвучал как-то страшновато.
– Разве ты живешь здесь не один?
В памяти всплыл образ девочки. Но спросить Масаги не решался.
– Ты не должен сидеть безвылазно в этой деревне. Это вредно и для тела, и для души, мне кажется. Что ты скажешь, если я посоветую тебе почаще выезжать в город? – спросил гость непринужденно. На самом деле он серьезно опасался за здоровье Сирахасэ.
– Так ты понял, что здесь не все в порядке! – улыбнулся хозяин. Его тронуло участие бывшего друга. – Но именно поэтому я не могу изменить самого себя. Я старался. Однако никак… Не могу приспособиться.
Масаги, и сам отшельник по натуре, разделял чувство отчужденности от мира, присущее Сирахасэ. И все же что-то в этом доме было не так…
После завтрака Масаги гулял по усадьбе. Только шелест пляшущих в воздухе листьев нарушал тишину. И только шорох опавших листьев под ногами отзывался во всем его теле.
Мир окутан золотом, эти краски погребли под собой все в этом мире. Наверное, когда долго живешь в таком месте, постепенно пропадает желание покинуть его.
Масаги оглядел усадьбу с обратной стороны.
«Кукольная» комната, кажется, в той стороне, подумал он. Похоже, этот старый европейский дом недавно перестраивали.
Был виден эркер. И тюлевые занавески.
Ему казалось, что оттуда кто-то смотрит на него.
