Следующая связка писем была написана четыре года спустя. Они были от принца Чивэла. В одном из них он просил прощения за свою нескромность, которая позволила послать ей такой личный подарок спустя очень короткое время после знакомства, но, увидев эти золотые серьги, почти такие же тонкие и изящные, как она сама, он ничего не мог с собой поделать. Позволительно ли будет навестить ее в ближайшее время?
Следующие пять писем содержали подобные извинения за непрекращающийся поток подарков и посланий, и каждое содержало приглашение в замок Баккип, просьбу присоединиться к нему на празднике, на охоте или на выступлении джамелийских акробатов. Я не видела ее ответов, но полагала, что она постоянно ему отказывала.
Я узнала день, когда в ее сердце вспыхнул интерес к нему. Он написал, что он не видит причины, почему молодая леди не может быть очарована кузнечным ремеслом и выражал надежду, что посланные им свитки и инструменты помогут в ее новом увлечении. Его следующее письмо содержало огромную благодарность за ложку, которую она прислала ему как свидетельство своего нового умения. Он объявил ее своим сокровищем и заявил, что посылает несколько прекрасных слитков железа из Кузницы для ее следующих опытов.
После этого их переписка оживилась и в конце концов стала такой восторженной, что мой интерес к ней угас. Я с восторгом догадалась, что первая пачка любовных писем были от Баррича, который потом забрал моего отца, женился на маме, вырастил мою сестру как свою собственную дочь и стал отцом еще шестерых мальчиков! Так значит, его первая любовь была леди Пейшенс, жена моего деда? А потом он воспитал моего отца, прежде чем жениться на моей маме? Закрученные ветви родословной очаровывали и кружили голову.
И это очарование привело к воровству свитков из кабинета отца.
Я сделала это не для того, чтобы шпионить за ним. Я просто искала хорошую бумагу и взяла дюжину отменных листов из его запасов. И только после того, как я благополучно скрылась с ними в своем убежище, я обнаружила всего один чистый лист, лежащий сверху. Очевидно, отец положил его на стопку исписанных. Я собралась уже вернуть их на стол, но глаза зацепились за его четкий твердый почерк, и вскоре я погрузилась в чтение.
Это было простое описание случая из его детства. Помнится, тогда я еще удивилась, зачем он записал его? Видно было, что он отлично все помнит, зачем тогда переносить его на бумагу? Только позже, погрузившись в тщательное описание своих снов, я поняла: зачастую, чтобы осознать что-то, надо это записать. Его рассказ начинался с размышлений о дружбе, о том, как она начинается и как кончается, а также о дружбе, которой никогда не было или не могло быть. Затем он приступил к самой истории.
Это был ничем не примечательный случай, но, верный своей точности, он отметил, что это произошло в тот час, когда в садах Баккипа высыхает роса, но солнце еще не согревает их. Отец и его собака по имени Ноузи тайком сбежали из замка и шли по крутой лесной дороге, спускавшейся в городу. Ради этой прогулки он забросил свои дела, и теперь чувствовал себя виноватым, но желание увидеть городских ребят и поиграть с ними пересилило страх наказания за отлучку.
Выходя из сада, он случайно оглянулся и увидел мальчика, сидящего на стене и глядящего на него сверху вниз… «Бледный, как яйцо, и такой же хрупкий». Он сидел, скрестив ноги, положил локти на колени, обнимая лицо ладонями и разглядывая отца. Отец был уверен, что мальчик мечтает спрыгнуть вниз и последовать за ним. Он подозревал, что если он улыбнется или кивнет головой, тот присоединится к нему.
Но он этого не сделал. Он все еще был Новичком в компании городских детей, и совершенно не был уверен, что его приняли. Если он приведет незнакомца, особенно такого бледного и странного, одетого в шутовской костюм, то рискует потерять их доверие. Тогда он боялся, что его прогонят вместе с этим мальчиком, или, что еще хуже, заставят выбирать: защищать его от побоев или присоединиться к ним, чтобы доказать, что он такой же, как все. Так что он повернулся спиной и поспешил за своей собакой, оставив бледного мальчика там, где он сидел.
Я перевернула последний лист, ожидая продолжения, но там было всего несколько неразборчивых слов. Чернила стали водянистыми, и я не смогла разобрать написанное. Я сложила стопку заново и выровняла ее. Чернила темные и свежие, написано не так давно. И поэтому он, вероятно, скоро станет искать текст, чтобы закончить, и обнаружит, что его нет. Для меня это может иметь ужасные последствия.
И все же я не смогла устоять перед соблазном перечитать его, прежде чем прокралась назад в кабинет, чтобы вернуть текст и утащить чистую бумагу.
Но это было не все, что я взяла.
Я знала, что отец почти каждый вечер проводит с пером и чернилами. Я всегда считала, что он занимается со счетами поместья, следит за платой работникам, за количеством остриженных овец и ягнят, родившихся весной, за урожайностью винограда. И в самом деле, когда я позже обследовала его обычный кабинет, именно это я и нашла в его бумагах. Но здесь, в его личном кабинете, были совсем другие записи. Я уверена, он писал это не для того, чтобы с кем-то поделиться.
Мама была практичным читателем и разбирала только те тексты, которые могли ей пригодиться. Писать она научилась в конце жизни, и, хотя она освоила это умение, они не очень сдружились. Так что, несомненно, отец вряд ли заставил бы ее корпеть над этими бумагами. Большинство наших слуг были не грамотны, за исключением Рэвела. У отца не было писаря, который бы следил за счетами или вел переписку. Он предпочитал делать это сам. И его личный кабинет не входил в число мест, где слуги прибирались, и куда они вообще могли заходить. Здесь всегда был легкий беспорядок, но никто не отваживался зайти сюда.
Кроме меня.
И потому личные записи лежали на виду. Я не брала много, всего по нескольку штук и с самых пыльных полок. Я вернула те, что взяла случайно, а затем скрылась с новой пачкой увлекательного чтения. Теперь это стало моим повседневным занятием: чтение, замена и новая кража. Это открыло окошко в жизнь моего отца, показав то, чего иначе я бы никогда не увидела.
Я ощущала, что начала его историю с середины. В ранних записях были размышления о переезде в Ивовый лес и возможности жить с мамой. Он рассказывал, как представил себя фермером леди Молли, простолюдином и обычным сторожем имущества леди Неттл. Это объяснило мне, почему они решили жить так просто: он по-прежнему скрывается от любого, кто способен заподозрить, что Фитц Чивэл Видящий не умер в подземельях принца Регала, а воскрес и превратился в Тома Баджерлока. Эту историю я собрала из кусочков и отрывков его записей. Я догадывалась что где-то, возможно, в замке Баккип, хранится полное описание той части его жизни. Мне хотелось узнать, почему его убили, как он выжил, и о множестве других событий. Помаленьку я выяснила, что Неттл действительно моя родная сестра. Это было открытие. Я быстро поняла, что мой отец не такой, как я о нем думала. Ложь и обман так многослойно прикрывали и защищали его, что разбудили во мне страх. Знание, что мои родители опирались на ложь и преднамеренный обман, потрясло меня.
Если он — Фитц Чивэл Видящий, первенец принца, который отрекся от престола, то кто я? Принцесса Би? Или просто Би Баджерлок, дочь отчима леди Неттл? Обрывки подслушанных разговоров между родителями, мысли мамы, беременной мной, замечания Неттл — все стало приходить в порядок и вызывало удивительное чувство.
Я только что вернулась в спальню в конце третьего дня, после своего открытия. Я вышла из моей маленькой норки через кладовую, в темноте прокралась по лестнице и вернулась в безопасность своей комнаты. С собой я осмелилась захватить один из документов отца. Вверху была пометка, что это свежая копия старого манускрипта. Она называлась «Наставление предполагаемых учеников, владеющих Скиллом, о защите собственного разума». В последнее время на его столе бывали довольно странные бумаги. Например, письменная копия песни «Группа Кроссфайер». И рукопись о грибах с прекрасными цветными картинками. Я пыталась прочитать первую страницу про защиту разума, когда отец постучал в дверь. Я прыгнула в кровать, затолкала бумаги под подушку и нырнула под одеяла. Когда он открыл дверь, я медленно повернулась к нему, будто только что проснулась.
— Извини, дорогая. Я знаю, что поздно, — он слегка вздохнул, а потом солгал: — Мне жаль, последнее время мы редко видимся. Слишком много надо было сделать, чтобы подготовиться к приезду кузины, и я наконец-то понял, как сильно запустил поместье. Но завтра приезжает Шан. Поэтому сегодня вечером я хотел поговорить тобой. Быть может, у тебя есть какие-то вопросы?
Мгновение я изучала его лицо в мерцающем свете каминного огня. Потом набралась смелости и заговорила.
