– Ты обещал мне! – прошептал Хранитель, со смешанным чувством следя за кружащей вокруг него Белкой, что вдруг стала до боли похожа на дикую кошку – такая же гибкая, грациозная, смертельно опасная. Обманчиво мягкая и умеющая напугать до дрожи.
– Да, мы обещали, – мурлыкнула она. – Слово не будет нарушено. Но я ОЧЕНЬ хочу знать, для чего нас заманили сюда. Зачем вынудили покинуть Серые Пределы, в которых мы были надежно защищены от вашего вмешательства. Что нужно Темному Лесу, в котором нас только что пытались превратить в послушных болванчиков. И для чего твоему Владыке вдруг понадобилось собрать в одном месте ВСЕХ Л'аэртэ. Одновременно.
Линнувиэль ощутимо вздрогнул, с полуслова поняв все остальное. Судорожно сжал кулаки и стиснул зубы, чтобы не выдать бурлящие внутри эмоции, среди которых как набатом звучал трезвый голос разума, слишком хорошо помнящий легенду о Девяти Кругах Жизни. Он прерывисто вздохнул, напрягся, когда она скользнула ему за спину, но потом вдруг опустил сведенные плечи и, коротко взглянув на окаменевшие лица сородичей, твердо сказал:
– Я тоже хочу это знать. Поверь. И сделаю все, чтобы выяснить правду.
"И мы", – мрачно переглянулись эльтары, а их командиры согласно кивнули.
– А вы уверены, что действительно этого хотите?
Корвин без промедления кивнул.
– Маликон?
– Да. Мне не нравится, что кто-то желает сделать из нас дураков.
– Послушных дураков, – проворчал Аззар, неприязненно передернув плечами. – Я бы многое отдал за то, чтобы выяснить, какая сволочь направила на нас эту пыльцу. Может, Владыка и решил от нас избавиться, но я хотя бы хочу знать, почему.
– Не считай нас тупыми исполнителями, Белик, – насупился Линнувиэль. – Да, ты прав: нас отправили в Пределы ради Таррэна и его силы. Нам было велено сделать все, чтобы попытаться его вернуть. Нам запретили вступать в конфликты со Стражами и другими смертными, велели смирить гордость. От нас потребовали клятву на крови, что все будет исполнено в точности. И мы исполнили. Но теперь вернулись и вдруг застали Чертоги совсем не такими, какими оставляли когда-то. Что-то изменилось в воздухе, Белик. Мы тоже это чувствуем, потому что никогда прежде Владыка не действовал так открыто – для этого он слишком мудр. Конечно, может, все и изменилось. Может, в преддверии Ухода он стал другим, но… мы хотим знать правду.
– А если она окажется слишком неприглядной? – вкрадчиво шепнула Белка над самым ухом молодого Хранителя. – Что, если она тебе не понравится? Сможешь ли ты отстраниться от прошлого? Сумеешь ли принять настоящее? Предугадать будущее? Сумеешь ли поступить вопреки прежним принципам? Отказаться от сомнений? От Рода и Дома, если это потребуется ради ТАКОЙ правды? Что, если тебе придется выбирать, Линнувиэль?
Темный эльф медленно опустил веки, стараясь отстраниться от ее нежного запаха. Пытаясь не поддаться магии этого голоса. Быть стойким, сильным и ничем не показать, насколько трудно стоять рядом с ней вот так – почти чувствуя ее всем телом, но не смея даже прикоснуться.
– Я готов.
– Неужели? Тогда скажи мне, Хранитель: что для тебя важнее? Долг, честь, кровные узы? Ты не думал, что от чего-то из этого придется отказаться? Что, если тебя заставят выбирать между жизнью и смертью? Если на одной чаше весов окажется жизнь тех, кто тебе дорог, а на другой – жизни всех остальных? За любой выбор потребуется платить…
Он снова вздрогнул, но с каждым словом все больше чувствовал, как вязнет и пропадает в ее странной силе, растворяется в какой-то бездне, действительно теряя себя, но и обретая взамен что-то новое. Что-то такое, чего никогда прежде не знал.
– …боюсь, тебе все равно придется кого-то предать. Нас, Корвина, Маликона, Владыку… быть может, даже себя? Или друзей? Родных? Свой народ?.. Выбор неизбежен, Линни. Так же неизбежен, как восходы и закаты, рождение и увядание, как жизнь и смерть. Что же ты выберешь? На чью сторону склонишься? Кого предпочтешь, если нам сегодня придется стать против твоего повелителя? Или твоего народа? Ты все еще хочешь узнать правду?
– Не знаю, – наконец, хрипло прошептал Линнувиэль.
– Вот видишь, – неожиданно мягко укорила Гончая, милосердно отстраняясь. – Ты все еще полон сомнений, эльф. Ты не готов к переменам. Твои чувства разрозненны и противоречивы. Ты растерян и сбит с толку, а значит, все еще слаб и не способен к настоящему бою. Ты до сих пор не видишь своего истинного врага и, судя по всему, вряд ли отыщешь его сегодня. Не ходи в Тронный зал, молодой Хранитель. Это не твой день. И не твой бой. Потому что, к сожалению, ты так и не сумел понять самого главного.
– Чего именно?
Она странно улыбнулась.
– Того, что есть вещи, без которых даже твоя долгая жизнь станет абсолютно бессмысленной.
– Я не отступлю.
– Упрямый, значит… ты ведь не откажешься? И остальные тоже?
– Нет. Мы с вами.
– Хорошо, – неожиданно согласилась она. – Отговаривать больше не буду. Но помни, друг мой: сегодня ты можешь потерять гораздо больше, чем когда-либо думал. И я не о твоей жизни говорю. Устроит тебя такая цена?
Линнувиэль невесело улыбнулся и вместо ответа открыл нужную дверь.
В Тронный зал они вошли тесно сплоченной группой. Не испуганные, но готовые ко всему. Сосредоточенные, собранные, умело прикрывающие друг друга от любых неожиданностей, вплоть до внезапного нападения или предательской магической атаки. Шли ровно, подчеркнуто в стороне от сопровождающей дворцовой стражи, на которую наткнулись буквально на выходе из коридора. Настороженно посматривали по сторонам, чутко ловя каждый лишний шорох, и внимательно отслеживали каждое движение знатных сородичей, уже привычно толпящихся вдоль пустых стен. Под безмолвный ропот миновали приглашающе распахнутые двери, встали в центре Тронного зала и выжидательно застыли, будто не в родных Чертогах, а на вражеской территории.
Весть о прибытии Линнувиэля молниеносно облетела Темный Лес еще несколько часов назад, когда в его пределах оказалась высокородная леди Мирена в сопровождении одного из Патрульных. Эта новость заметно всколыхнула Священную Рощу, произвела настоящую бурю среди тех, кто хоть немного представлял себе истинное положение дел, заставила Совет Старейшин отложить важные дела, а Хранителей – срочно поспешить на поиски своего повелителя, чтобы как можно быстрее решить этот животрепещущий вопрос. Владыка Л'аэртэ уже давно повелел будить его в любое время дня и ночи, если Линнувиэль пришлет от себя весточку, и об этом тоже хорошо знали. Поэтому сегодня Тронный зал был взбудоражен, взволновал и полон, как никогда. А едва в проеме показались долгожданные послы, в них буквально воткнулось такое количество пристальных взглядов, что менее стойкие гости могли бы пошатнуться. Да только не на тех напали: вошедшие были полны решимости выяснить источник нехороших перемен в своем доме. А также то, по какой причине их, высших эльфов, вдруг попытались не просто убить на месте (это было бы не так оскорбительно), а самым дерзким образом хотели превратить в каких-то марионеток. В болванов переделать! В безмозглых идиотов, готовых кивать на любой правильно заданный вопрос. И их настрой хорошо чувствовался – в напряженных позах, в прищуренных глазах, в том, как они встали, инстинктивно прикрывая друг друга. В том, как умело охватили вниманием весь немаленький зал и с плохо прикрытым подозрением поглядывали по сторонам. Точно так же, как сейчас отовсюду посматривали на них самых. И была во встречных взглядах такая гремучая смесь любопытства, нетерпения и неприкрытого раздражения (еще бы! столько волнений в такую рань!), что Таррэн не сдержал усмешки: надо же, сколько нынче внимания нашим персонам! Такого ажиотажа он не помнил даже тогда, когда во всеуслышание заявил об Отречении и дерзко обрубил свою ветвь у Родового Ясеня. Видать, сильно их припекло, раз даже Совет Старейшин заявился сюда ни свет ни заря в полном составе. Вон, как таращатся – все десятеро глав Высших Домов, включая упрямого отца Мирены и ближайших родственников Корвина, Маликона и их эльтаров.
