Разум, прощай... Самоконтроль, счастливого плавания.
Руки Кассия яростно рванули платье, обнажая прелестное тело отстраненной вследствие шока рабыни, превращая шедевр дворцовых портных в груду лохмотьев на мраморных плитах. Раскат грома поглотил протестующий стон девчонки. Дождь! Долгожданный дождь по истечении двадцати круговоротов солнца, Эдер услышал их молитвы. Это знак. Знак, что презренная тварь не заслуживает иной участи!
Сметя одним резким движением содержимое столика на пол, он привычно скрутил длинные волосы Элики в кулак, мало заботясь обо всем остальном, уложил грудью на гладкую деревянную поверхность.
— Раба! — прохрипел в ее губы, сжав грудь до отпечатка своих пальцев в ладони. — Бесправная тварь! Сейчас я тебе покажу, что испокон века делали с дерзкими суками вроде тебя!
Элика отрезвела от резкой боли, с изумлением отметив, как потемнело в покоях вследствие бушевавшей за окном стихии. Зашипела от резкого рывка за волосы, осознав возвращение своего кошмара.
— Прошу тебя! — глубина отчаяния в ее безысходном крике могла смягчить кого угодно. Но только не того, кто задался целью растоптать ее и уничтожить окончательно. Силы таяли, и девушка с ужасом осознала, что ни руки, ни ноги не желают двигаться, дабы дать отпор мучителю. Еще одно последствие шока...
Кассий оторвался лишь на какой-то миг, чтобы взять что-то в руки, и в следующий момент его смазанные маслом пальцы по-хозяйски проникли между половинками ее ягодиц. Все еще не понимая смысла этих действий, Элика отчаянно закусила губы, прокусив до крови, когда разламывающая боль от вторжения его пальцев в единственное оставшееся девственным отверстие накрыла с головой.
— Терпи! — яростно бросил Кассий. — Ты рабыня! Я имею право сношать свою суку как захочу и куда захочу!
Разве раньше была боль? Нет. Раньше не было никакой боли по сравнению с тем, что ей пришлось пережить теперь. Хоть и он вошел в нее с осторожностью, адская боль разбила ее ощущения на миллионы осколков. Добивая, уничтожая, унося сознание вместе с рассудком прочь.
За окном все так же бушевала стихия, швыряя потоки воды в стекла, озаряя ослепительными вспышками молний и оглушая раскатами грома, смазывающими ее крики.
— В какой-то миг она сорвала голос. Понимая, что не может больше кричать, издавая горлом лишь слабые хрипы, впилась зубами в собственную кисть, мгновенно оставив кровавые отметины на коже. Даже не ощутила. Ибо это вовсе не было болью...
— Полностью моя... — донесся до нее такой же хриплый голос Кассия. — Ничтожная рабыня.
Элика сползла на пол, растоптанная, униженная, обезумевшая от боли. Кассий невозмутимо зашнуровал брюки и направился к двери. Элика машинально прикрылась обрывками платья.
— Дарт, — беспечно окликнул Кассий воина. — Распорядись подготовить купальню для меня. И пришли туда Териду. Я сегодня жажду заняться любовью, а не самоубийством!
Потоки воды били в окна, словно пытаясь достать сжавшуюся на полу девушку, дрожащую от боли. Но это было им не под силу, а может, и вовсе не трогало.
За окном по-прежнему бушевала стихия, стремясь напоить все живое живительной влагой для расцвета и новой беспечной жизни.
Хотя, наверное, стихии было все равно...
Глава 20
Стихии было все равно.
Долгожданный дождь самозабвенно поил влагой пересохшую землю этого чужого, жестокого мира, мало обращая внимания на человеческую жестокость и игры извращенного разума. Постепенно огненные всполохи молний, единственных, кто своими убийственными ударами пытались высказать свое возмущение разыгравшейся за окнами дворца трагедией, затихали вдали, вместе с охрипшим рокотом недовольного своим бессилием грома. Только дождь бездумно хлестал сухую твердь земли, без энтузиазма выполняя свою работу. И окружающая среда радовалась этой живительной экзекуции, после которой расцветала всеми возможными красками, омытая долгожданной влагой.
Элика отстраненно наблюдала, как потоки воды, подсвеченные робкими лучами пробившегося через гряду грозовых туч солнца, стекали по стеклам. Наверняка можно было увидеть радугу, сходни Криспиды, но вставать совершенно не хотелось. Хорошо, что этот изверг вылетел из покоев как раненый тигр, и дал ей возможность побыть наедине c собой.
Девушка оперлась на локти, поморщившись от непривычной боли. Глухо звякнула цепь. Но она словно этого не заметила. Сознание вновь ушло в защищенный блок, заключив негласный пакт о сотрудничестве с инстинктом самосохранения. Даже мысли о мести отошли на второй план, прикрывшись лозунгом "всему свое время". Ведь достаточно просто знать, что когда-то это произойдет. Знать, а не предполагать.
Как просто все складывалось в логичную картинку под личиной жестокого шока! Как убедительно успокаивало ее сознание! Как легко воспаленный рассудок находил плюсы даже в самых жестоких действиях!
Ошейник? Что ж. Она знает, чем заставить варварское отродье заплатить за него. Тем же! Насилие? Зато есть возможность жить дальше ради мести!
Элика едва не застонала от радости, услышав, что сегодня ее мучитель собирается провести ночь с Теридой. Значит, он оставит ее в покое! Только бы девочка хорошо постаралась удовлетворить его и удержать подальше от принцессы! Иллюзорная надежда на то, что ей не придется больше много страдать от его нездоровой страсти, пробила на миг баррикады апатии.
Из самых недр униженного и растоптанного сознания, преданного насилию во всех его проявлениях, постепенно поднимала голову МЕСТЬ. Она еще не понимала своей тактики военных действий, не видела конечного результата своего отмщения, собственно, она даже не пыталась приласкать свою создательницу и шепнуть ей, что все, скоро врагу будет еще хуже, и душа ее успокоится. Месть всего лишь хладнокровно обдумывала план и прикидывала необходимый арсенал средств для достижения цели, понимая лишь одно − удар врагу будет в десятки, даже сотни раз сильнее того удара, который, собственно, и был обязан своей болью ее рождению...
Девушка пока даже не ощущала ритмичного шевеления своей мстительности. Ее взгляд бездумно устремился на окна дворца, за которыми была недостижимая для нее свобода.
Не хочу дышать. Не хочу ничего этого видеть. Ощущать тоже. Я хочу одного. Даже не его смерти. Всего лишь чтобы на этот раз он оставил меня в покое. Криспида милосердная, я прошу о малом... Вырви его присутствие из моей реальности, на крайний случай, лиши меня возможности это понимать... Насыти его гордость до самих краев, чтобы не было смысла больше терзать меня за ту детскую обиду.
