— Это новая доми Волка, Который Правит, — сказал первый. Интересно, что он использовал слово «новая», которое означало «первая», а вовсе не «новейшая». — Я… я не знаю… могу ли я позволить ей пройти?
Второй страж оглянулся на что-то скрытое во тьме, а потом прищелкнул языком.
— Она — домана клана Ветра. — Он отвесил низкий поклон. — Желаете проследовать этим путем, доми?
Теперь уже они заставили ее удивиться.
— Пожалуй, — сказала Тинкер.
Первый страж тоже поклонился и отошел в сторону, освобождая путь:
— Прошу прощения, зэ доми.
— Прошу прощения.
Она медленно двинулась вперед, опасаясь, что они передумают. «Я безобидна. Я безобидна».
— Так это она? — тихо пробормотал второй. — Я слышал, что она маленькая, но чтобы такая крошечная!
— Да, это выставляет ее бой с они совсем в другом свете!
— Храбрость дракона, как говорится.
Смущенная, хотя и обрадованная этими словами, Тинкер так вспыхнула, что ей стало жарко. После общения с Воробьихой она боялась, что все эльфы, за исключением Пони, ее недолюбливают. Но, похоже, недолюбливала ее одна Воробьиха. А стражи, очевидно, решили, будто она имеет право приблизиться к таинственным камням.
Выбравшись на открытое пространство, Тинкер мгновенно позабыла о существовании и стражей, и Воробьихи.
Монолиты, похожие на молчаливых великанов, стояли, образуя исполинский круг. Эльфийские светлячки мелькали в темных тенях, отбрасываемых камнями. В воздухе клубилась магия. Тинкер прошибло горячим потом; она почувствовала себя такой легкой, что подумала со страхом: сейчас ее унесет. Она сделала шаг вперед, и что-то брякнуло у нее под ногой, заставив отскочить назад.
Ее путь пересекал канал линии силы, вырезанный в каменных плитах, покрывавших площадь. Она вгляделась в него, и постепенно ее глаза выделили почти невидимый пурпур потенциальной магии. Магическую энергию в таком зримом количестве Тинкер видела только на своем электромагните. Сделав еще шаг назад, она подумала о своей одежде. Внезапно оказалось важным, что все застежки — деревянные и кожаные. А как же сапожки? Воробьиха, помнится, говорила, что они не годятся для дворца. Тинкер отошла подальше и сняла сапоги. Сквозь ткань носков она почувствовала, каким гладким и теплым был камень, устилавший площадь.
Держа сапожки в руке, она перешла через канал и отправилась дальше, к камням. Привлеченные движением воздуха, эльфийские светлячки подплыли к ней и осветили дорогу. Оказывается, она изрядно ошиблась, издали оценив высоту монолитов в девять или десять футов.[3] Камни росли и росли, пока Тинкер, приближаясь, пересекала широкую площадь, и вот уже поднялись над ней, как громадные башни. Заклятия, сделанные из полированных гранитных блоков, были навечно врезаны в поверхность монолитов. В свете роящихся светлячков, отражающих сияние полированного камня, Тинкер принялась изучать сложные эльфийские узоры.
Заклятия, начертанные на монолитах, не были похожи на что-либо, с чем ей приходилось сталкиваться прежде, и поэтому она никак не могла догадаться об их функции. Однако, обнаружив в углублении ближайшей скалы подвижную точку, Тинкер поняла, что монолиты представляли собой слои вложенных пластин, то есть огромные макрочипы. Они могли приводить в действие сложные чары, питаемые большими количествами магии, подаваемой линиями силы. Но какие именно чары? И почему Воробьиха не хотела, чтобы она знала об этих камнях?
Кто-то приближался к ней: шаги громко отзывались на каменной брусчатке. Тинкер обернулась — к ней через площадь шел Ветроволк, одетый все еще в тот самый, бронзового цвета костюм. Увидев его, Тинкер, как обычно, испытала бурю противоречивых эмоций. И сама не знала, что чувствует. Облегчение. Желание. Гнев.
— Тинк.
И она вспомнила, как он целовал ее шею и шептал: «Доверься мне, моя маленькая дикарка Тинк».
Издав нечто вроде рычания, она метнула сапожки в его голову и сразу об этом пожалела. А если бы она и в самом деле задела его по лицу? Она не хотела причинить ему боль — нет, конечно, хотела, но не очень сильную.
Ветроволк увернулся, и сапоги пролетели мимо, даже не задев его волос.
— Что-нибудь не так?
— Да! Посмотри на меня!
— Ты прекрасна.
— Зачем ты сделал это со мной?
— Я не хотел, чтобы ты умерла. И ты не хотела умирать.
— Я думала, ты выяснил, что я чем-то больна! Я думала, ты хочешь вылечить меня! — Она показала на свое острое ушко. — Ты не сказал мне, что решил сделать из меня эльфа!
— Я думал, ты поняла. — Он скользнул рукой сквозь ее волосы и кончиками пальцев коснулся ее уха. — По крайней мере, насколько могла.
Его прикосновение послало электрические разряды по всему ее телу. Она хотела его, хотела так сильно, что это ужаснуло ее. Она отпрянула, дрожа от желания — от чего-то большего, чем желание.
— Играй честно. Я не тупая, ты знаешь. Я бы поняла.
— Понадобилась бы целая человеческая жизнь или даже больше, чтобы понять, как это — быть эльфом. Разве способен полевой цветочек, приютившийся в корнях железного дерева, понять, что значит взметнуться ввысь и стоять лицом к лицу с чистым небом? И может ли этот цветок понять, каково встречать без страха суровую зиму, вместо того чтобы сладко заснуть под землей до весны? Может ли он представить себе, что значит выживать среди полыхающих молний и лесных пожаров?
Она толкнула Ветроволка в плечо, достаточно сильно, чтобы он сделал шаг назад.
— О, только не надо мне этой метафизики! «Хочешь стать эльфом?» — вот все, что ты должен был спросить, и я бы знала, какое решение принимаю. Я чувствую себя так, словно ты обманул меня! Я доверилась тебе, а ты меня предал!
— Мне очень, очень жаль, что тебе кажется, будто я обманул тебя, — сказал он низким, искренним голосом. — Но время так поджимало, и я торопился. Нельзя было упустить эту возможность. Я думал, что ты все поняла, насколько могла понять, и что ты полностью согласна. Я бы никогда не предал тебя.
Она страстно не хотела верить ему, но… поверила. Раз с его стороны не было злого умысла — обвинять его бессмысленно. В конце концов, она же дала ему свое согласие, каким бы глупым ни казалось оно теперь.
— Ты можешь изменить меня обратно?
— Неужели умереть человеком лучше?
— Не умереть человеком, а жить человеком.
— Так плохо быть эльфом?
— Нет. Да. Я не знаю. Мне не нравится, что за мной все время кто-то ходит. — Она не назвала имя Пони, чувствуя, что этим предала бы его. — И мне не нравится, когда, потрясая мечами, являются какие-то незнакомцы и требуют, чтобы я все бросила и отправилась с ними. Мне не нравится носить эти дурацкие одежды, и мне не нравится, когда на меня смотрят как на тупое, грубое, невежественное существо. И мне не нравится, высказывая все это тебе, выглядеть жалким нытиком.
