— Это великое дело, примэрат, и я жалею, что не принял в нем участия.
Дверь осторожно раскрылась, и в зал, стуча палкой, вошел эрат Горан. Хотел по привычке сесть в своем углу, но Гар попросил его к столу.
— Крысы, — сказал эрат Горан. — Мечутся, будто полоумные, а на людей и внимания никакого. Вот времена! Может, чуют это самое… как его?..
Эргант кивнул.
— Возможно. У некоторых животных сильно развито предчувствие опасности, они удивительным образом заглядывают в будущее, чего лишен человек.
Эрат Горан прислонил свою палку к креслу и, погладив бороду, озабоченно сказал:
— Давеча видал в саду Квина с вашей красоткой. Как бы не было беды, Гар. Он вроде не в себе.
Примэрат попросил командира стражи позвать Квина. Командир долго не появлялся, и, прежде чем поднялась во дворце суматоха, Эргант понял, что Квина нет. Через полчаса он узнал, и об исчезновении Винии Эроб. А на другой день один из стражников признался, как накануне он выпил немного вина и, чтобы не попадаться на глаза строгим начальникам, забрался в кустарник на нижней террасе и заснул. Разбудили его голоса. Он раздвинул ветви и увидел Квина с той странной эриной, которая никогда не открывает свое лицо. Они обошли кругом площадки и уселись на скамейку. Потом эрина встала, остановилась за спинкой скамьи, и руки ее, как шелковистые крылья горлицы, любовно поглаживали волосы и лицо Квина.
«Неужели это мать мальчика?» — подумал солдат и вдруг весь похолодел: сильные пальцы эрины сомкнулись на шее Квина, и пока стражник приходил в себя, она подтащила легкое тело к краю террасы и столкнула в реку. «Ах ты, гадина!» — хотелось крикнуть солдату, но губы словно одеревенели, руки и ноги не слушались его.
— Ну вот, — сказала тихо эрина, возвращаясь к скамейке. — Это расплата за измену. Остался еще один.
И вдруг откуда ни возьмись появилась Гармана. Эрина будто окаменела, глаза ее расширились, уперлись в одну точку. Через минуту она забилась в муках и вскоре затихла.
Гармана высоко подняла безжизненное тело эрины и бросила его туда же, в реку — только брызги взметнулись, и жадно, с шумом вздохнула вода…
Ужин подходил к концу. Примэрат отодвинул блюдо и откинулся на высокую спинку кресла.
— Что-то мне душно, — сказал он, поднимаясь.
Вет-Прасар проводил его на балкон. Там было свежо, пахло смородиной и мятой.
— Простите меня, добрый друг, я уйду. — Эргант сдавил виски и прислонился плечом к стене. — Опять начинается… Боги! Как они измучили меня!.. Прошу вас, пригласите, пожалуйста, ко мне почтенного эрата Горана.
Но эрата Горана звать не пришлось, он пришел сам, и ни слова не говоря, повел примэрата к покоям.
— Прасар… — Гар Эргант на минуту остановился. — Открою вам одну тайну, только пусть о ней больше никто не знает.
— Разумеется…
— Я не хочу, чтобы вы продолжали печалиться по Лоэру. Он жив, и вы с ним увидитесь — не в Эрусте, так на нашей новой родине… А меня простите… если что… Время не кончается, добрый друг, — кончается мой путь…
Эрат Горан долго не выходил из покоев примэрата…
О смерти Гара Эрганта узнали только в полночь. Он принял яд: видимо, перенести последний приступ было уже сверх сил этого железного человека. Похоронили его с почестями, достойными главы государства, но мало кто из рептонов сожалел о его гибели.
На беломраморной плите бесшабашный писец выбил небрежную надпись и покрасил буквы такой краской, которая, при первом же ливне сошла. Зато навеки осталась запечатленная в камне правда:
«Намерения его были чисты и непорочны, и преданность Гармане беспредельна»
Это — слова почтенного эрата Горана, сказанные им совсем недавно в Народном Собрании.
Народ бурно приветствовал Гела Никора. Все жили предчувствием чего-то небывалого. Может быть, готовится новый поход на север — ведь не зря же Владетель отдал приказ о продолжении работ на верфи.
А Никор будто переродился после освобождения из плена. По обоюдному согласию с Лоэром он сделал кое-какие перестановки, смещения среди командиров, объявил дополнительные права и обязанности для гражданского населения, которые давали больше привилегий простолюдинам и в то же время налагали на них большую ответственность во время путешествия за море и там, на новой родине. После длительных споров он все же решил сказать народу правду о предстоящей катастрофе, но чтобы не возникло паники, отнес сроки бедствия на полтора года. По предложению Лоэра было создано присутствие по типу Народного Собрания Гарманы с таким расчетом, чтобы половина его отправилась с первой же партией переселенцев во главе с Никором, другая должна была оставаться с Лоэром до тех пор, пока не будет эвакуирован последний человек Юга.
Дни были так заполнены неотложными делами, что Лоэр не сумел как следует проститься с сестрой, взяв с нее, однако, обещание вывезти всех извир с Нераса не позже, чем через год — это было ей по силам. Аору он навестил лишь однажды. Ристер, пряча склоненное лицо в тени дикой шевелюры, обещал Лоэру поставить на ноги его жену по прошествии тридцати солнц, только пусть большой эрат не мешает делать ему свое дело да пореже присылает людей справляться о здоровье Аоры. А к концу излечения пусть доставит в его дом шамир — камень всех камней, — который чище душ человеческих и который умеет распознавать яды.
— Ей же принеси смарагд, — советовал Ристер, не поднимая головы и по-прежнему возясь в темном углу со своими травами. — От него светлеет сердце и отступает боль, а также не приходят тяжкие сны.
— Я исполню твою волю, эрат. — Лоэр встал, чтобы уйти.
— Погоди, большой эрат. Слыхал я, хочешь людей за море отправить. Дорога будет трудная. Дай каждому по зернышку сапфира: этот холодный камень друг путников. Положишь в рот — не будет мучить жажда и не явятся печальные мысли. К тому ж он делает ясной голову. А нет, так найди вериллия поболее — тот тоже благоволит путникам.
— Я принесу тебе, эрат, и сапфир, и вериллий.
— Мне не надо, я остаюсь тут.
— К чему бессмысленная смерть, эрат?
Ристер посопел немного, почесал в гриве и все также, не поднимая головы, сказал:
— Хочешь, оставайся с нами, большой эрат. Нас много. Беда скорее застигнет тех, кто уйдет на материк. А мы опустимся на дно моря.
— О чем ты говоришь, Ристер? Какое дно?
Ристер наконец оставил свои травы и неторопливо приблизился к Лоэру:
— Не думай, большой эрат, не спятил я. Я много лет работал вместе с лучшими учеными Гарманы у великого Фрета Антела и знаю, что к чему.
