Он огляделся. Зомби обступили плотным кольцом. Молчали. Поскрипывал снег под ногами. А в остальном — тишина. Угрожающая. Ехидная. Безжалостная.
— Я же только что выбрался! — Пробормотал Умник, теребя пуговицу. — Не может такого быть, чтобы сначала я чудом спасся, а потом снова погиб. Ведь не может, верно?
— Это интересный парадокс. — отозвался один из зомби скрипучим голосом.
Умник сразу узнал его, в основном из-за пулевого отверстия на полголовы.
— А. Сведение счетов. Я так и понял.
— Ты просто очень сильно мешаешь. — сказал зомби, слегка шепелявя.
— Вы что, хотите конца света?
— Нам все равно. А вот хозяин очень даже хочет. Он устал искать вдохновение, и предпочтет отправиться в НИЧТО, лишь бы не оставаться в Храме собственных иллюзий.
— Это тоже парадокс? — усмехнулся Умник.
— Это закон жизни. — отозвался зомби. — У всех остальных, кроме меня, ничего личного, поверь. Но они тоже хотят на вечный покой.
Зомби синхронно сделали шаг вперед. Кольцо вокруг Умника сузилось. Ему внезапно стало трудно дышать. Пуговица-демтрикон в пальцах закрутилась с бешеной силой.
— Проблема в том. — шепнул Умник. — Что я-то как раз на покой не собираюсь.
Круг сузился еще на один дружный шаг. Умник оторвал пуговицу и поднял ее над головой. Пуговица ярко засветилась изумрудным цветом. Умник поднялся на ноги, с сожалением отмечая, что левая нога почти не слушается, а стопа правой ноги горит адовым пламенем.
Последняя пуговка. Вот он парадокс — в насквозь логичном и продуманном мире никогда нельзя быть в чем-то уверенным. Разве можно было предугадать такой поворот событий?
Зомби молчали. У кого-то выкатывались глаза, у кого-то вылезали последние волосы, кто-то аккуратно стаскивал с лица лоскуты желтой кожи. Умник размахнулся и швырнул пуговицу в толпу.
Взрыва не последовало. Яркая вспышка света на мгновение ослепила, и вновь наступила абсолютная, ни с чем несравнимая тишина.
Умник протер глаза и захромал в сторону застывших, будто гигантские фигурки оловянных солдатиков, зомби. Пару раз он чуть не упал. Ноги не слушались. Дышать с каждым шагом становилось все труднее. Но ведь сейчас главное — выжить, верно? Главное, успеть убраться подальше от мертвецов, пока не закончилось действие демтрикона.
Умник оттолкнул первого зомби. Тот плашмя упал на землю, лицом вниз. Умник оттолкнул второго, потом следующего и так далее. Он продирался сквозь застывших зомби, будто брел по густому лесу. Враждебно настроенному лесу, где каждая ветка мешала ему пройти, мешала убежать, мешала выбраться туда, где легко дышать…
Казалось, что он прошел много сотен метров, но стоило оглянуться, и оказалось, что перевернутый автомобиль на расстоянии не более десяти шагов. А зомби нескончаемой стеной тонули в темноте. На них сыпал снежок, придавая вид зловещих статуй с какой-нибудь популярной выставки сюрреалистов.
Впрочем, Умнику некогда было разглядывать зомби. Умник торопился. Он уже нервничал. А ноги не слушались. И с каждый следующим шагом ему начинало казаться, что действие демтрикона заканчивается.
Один шаг, потом второй, потом третий… Все дальше и дальше от перевернутого автомобиля. Есть ли во Мраке расстояние? Если идти в темноте — то как ощутить время, которое скользит мимо, забирая с собой мгновения, секунды, минуты жизни?
Умник скрипел зубами от злости. Время стремительно неслось мимо, будто поток дикой реки. А мертвецов вокруг становилось все больше и больше.
И вот, наконец, некоторые из них начали шевелиться.
Воздушный корабль плыл по розовым облакам в сторону Храма Зеркал и Улыбок.
Вернее, господину Виноградову хотелось верить, что дела обстоят именно так. Ведь это же его грезы. А разве случается так, что собственные фантазии подводят?.. Правда, новой бутылки коньяка не появилось, но хотелось бы.
— Держим курс на Храм! — уверенно обещал господин Винорадов, подставляя лицо прохладному ветерку.
Бабушка Фима и Семен стояли на корме и разглядывали облака. Вячеславу уложили спать в трюме. Там оказалась довольно уютная кабина на одного человека, с кроватью, фотографией заката и с пластиковыми цветами, крепко привязанными к стене.
— Кажется, у меня морская болезнь! — говорил Семен, поглядывая на облака.
— Тебя тошнит?
— Немного.
— Голова кружится?
— Есть чуть-чуть.
— А ты давно ел?
Семен попытался вспомнить.
— Если не считать кофе и бутербродов вчерашним вечером, как раз перед тем, как позвонила Наташенька, то больше суток назад… Хотя я сейчас даже не уверен, что прошли всего сутки.
— У меня тоже урчит в животе! — сообщила бабушка Фима. — Это не морская болезнь, это от недоедания. Тошнить тебя будет желчью, в горле потом такой ужасный привкус, будто съел кусок мыла, и живот скрючит.
У Семена округлились глаза.
— Это я не преувеличиваю. — добавила бабушка Фима невозмутимым тоном. — Пошли, поищем, что-нибудь поесть.
— И мне захвати, ма! — воскликнул господин Виноградов, у которого тоже начинало урчать в животе.
— Вообще, это твой корабль, и ты должен знать, есть у тебя здесь еда или нет!
— Видимо, есть. В трюме, сразу за спальной каютой! — наугад брякнул господин Виноградов.
За спальной каютой обнаружилась дверь в столовую. На двух столиках стояли алюминиевые миски и алюминиевые же ложки с вилками. Семен порылся в шкафах и обнаружил две буханки хлеба, не очень свежие, но зато съедобные. Бабушка Фима нашла сливочное масло и банку сгущенного молока. Это навеяло воспоминания о бурной студенческой молодости.
Они вернулись на борт и разложили добычу на деревянной бочке, будто пираты из фильма об острове сокровищ собирались вкусить трапезу перед боем. Не хватало только говорящего попугая, треуголок и оружия.
— Не видно Храма? — спросила бабушка Фима, ломая хлеб ломтями.
Господин Виноградов всмотрелся в розовую даль.
— Нет. Пока нет. Но я уверен, что мы на верном пути.
— Тогда спускайся к нам, будем есть.
— Как же я оставлю штурвал?
— То есть, мы плывем по розовым облакам на воздушном корабле в мире твоих грез, и ты думаешь, что-то случится, если бросить штурвал? Не смеши меня. Дуй вниз, я как мама тебе говорю.
Господин Виноградов решил не испытывать судьбу и присоединился к трапезе. Правда, настоящего удовольствия от еды получить не удалось. Еда оказалась совершенно безвкусной. Хлеб рассыпался на крошки, масло было не жирным, а сгущенное молоко больше всего напоминало белую воду. Господин Виноградов с трудом проглотил первый кусок и поморщился.
