А Дэйлисс на тебе скакала.
Байрот рассмеялся, но больше ничего не сказал.
Дэлум заговорил:
— Моему коню тоже нужно отдохнуть, предводитель. На этом лугу можно разбить удобный лагерь. Здесь водятся кролики, и я расставлю на них силки.
Карса пожал плечами.
— Значит, тянут меня к земле две тяжёлые цепи, а не одна. Боевые кличи ваших желудков оглушили меня. Что ж, будь по-вашему.
Разводить костёр было нельзя, поэтому пойманных Дэлумом кроликов съели сырыми. В прежние времена это было бы рискованно: кролики часто разносили болезни, по большей части смертельные для теблоров. Но с появлением Ликов в Скале хвори покинули племена теблоров. Безумие, впрочем, по-прежнему поражало их, но к сумасшествию ни еда, ни питьё не имели никакого отношения. Старейшины иногда говорили, мол, бремя, возложенное на того или другого теблора Семью богами, оказалось слишком тяжким. Разум должен быть силён, а сила обретается в вере. Для слабого человека, для того, кто поддался сомнениям, обряды и ритуалы становились клеткой, застенком, заключение в котором вело к безумию.
Воины сидели вокруг небольшой ямки, выкопанной Дэлумом для кроличьих костей, и за едой почти не разговаривали. Небо над их головами померкло, и звёздное колесо вновь пришло в движение. В скорых сумерках Карса прислушался к тому, как Байрот обсасывает кроличий череп. Гилд всегда заканчивал трапезу последним, ни кусочка не оставлял, а завтра даже снимет тонкий слой жира, оставшийся на шкурке. Наконец Байрот бросил череп в ямку и облизал пальцы.
— Я, — сказал Дэлум, — обдумал дальнейший путь через земли ратидов и сунидов. Нам лучше не выбирать дороги, которые выведут нас против чистого неба или голых скал. Потому нужно идти нижними тропами. Но они подведут нас ближе всего к стойбищам. Думаю, теперь стоит путешествовать не днём, а ночью.
— Тогда лучше напасть, — кивнул Байрот. — Передвинуть камни очага, украсть перья. Может, прибрать несколько душ спящих воинов.
Карса сказал:
— Если будем прятаться днём, не увидим дыма и не поймём, где расположены стойбища. По ночам ветры переменчивы, они не помогут нам найти очаги. Ратиды и суниды — не глупцы. Они не будут разводить огонь под природным навесом или у голых скал — отблесков пламени на камне мы не увидим. К тому же наши кони лучше видят днём и реже спотыкаются. Поскачем днём, — закончил он.
Некоторое время Байрот и Дэлум молчали. Затем Гилд откашлялся:
— Это будет война, Карса.
— Мы полетим через лес, точно ланидская стрела, что меняет направление на каждом сучке, ветке и камне. Мы соберём ревущую бурю душ. Война? Да. Ты боишься войны, Байрот Гилд?
Дэлум сказал:
— Нас трое, предводитель.
— Да, мы — Карса Орлонг, Байрот Гилд и Дэлум Торд. Я сражался с двадцатью четырьмя воинами и всех их убил. В боевой пляске я не знаю себе равных — будешь это отрицать? Даже старейшины говорили обо мне с почтением. А ты, Дэлум, носишь восемнадцать языков у пояса. Тебе по силам разглядеть след призрака, услышать, как камешек упадёт в двадцати шагах. И Байрот: во времена, когда мышцы твои ещё не заплыли жиром, разве не ты голыми руками сломал хребет одному буриду? Не ты ли повалил наземь боевого коня? Жестокая ярость дремлет в тебе, и наш поход её разбудит. Будь на нашем месте иные три воина… да, им бы следовало проскользнуть по тёмным, извилистым тропам, перевернуть камни в очагах, своровать перья да сломать шею-другую посреди лагеря спящих врагов. Такая слава достойна любого другого воина. Но нас? Нет. Ваш предводитель сказал своё слово.
Байрот взглянул на Дэлума и ухмыльнулся:
— Давай поднимем головы и взглянем на звёздное колесо, Дэлум Торд, ибо мало таких зрелищ нам осталось.
Карса медленно поднялся:
— Ты должен идти за своим предводителем, Байрот Гилд. Без лишних вопросов. Твоя трусость может отравить всех нас. Верь в победу, воин, или возвращайся домой.
Байрот пожал плечами и откинулся на спину, вытянув ноги в меховых сапогах.
— Ты — великий предводитель, Карса Орлонг, но глух к шуткам. Я верю, что ты снискаешь ту славу, которой ищешь, и мы с Дэлумом воссияем рядом с тобой, — как меньшие луны, но всё равно воссияем. Для нас и того довольно. В этом можешь не сомневаться больше, предводитель. Мы здесь, с тобой…
— И оспариваете мою мудрость!
— О мудрости мы вообще ещё не говорили, — ответил Байрот. — Мы — воины, как ты и сказал, Карса. И мы молоды. Мудрость — удел стариков.
— Да, старейшин, — фыркнул Карса, — которые отказались благословить наш поход!
Байрот рассмеялся:
— Такова наша правда, и нам нести её в наших сердцах — неизменную и горькую. Но когда вернёмся, предводитель, мы увидим, что эта правда изменилась за время нашего отсутствия. И окажется, что благословение всё же было дано. Подожди, сам увидишь.
Глаза Карсы широко распахнулись:
— Старейшины солгут?
— Разумеется, солгут. И потребуют от нас признать эту новую правду, и мы признаем — должны признать, Карса Орлонг. Слава нашего успеха должна сплотить народ — жадно хранить её лишь для себя не просто глупо, но смертельно опасно. Подумай об этом, предводитель. Мы вернёмся в деревню лишь со своими рассказами. Да, конечно, мы принесём какие-то трофеи в подтверждение своих слов, но если мы не разделим с ними славу, старейшины позаботятся о том, чтобы наши рассказы познали яд недоверия.
— Недоверия?
— Да. Они поверят, но лишь если смогут приобщиться к нашей славе. Поверят, если мы, в свой черёд, поверим им — уверуем в изменённое прошлое, в не данное благословение, ставшее данным, в то, что вся деревня провожала нас в поход. Все до единого пришли, так они скажут и в конце концов сами в это поверят, запечатлят эту сцену в памяти. Тебе по-прежнему непонятно, Карса? Если так, лучше нам больше не говорить о мудрости.
— Теблоры презирают игры обмана, — прорычал Карса.
Байрот некоторое время молча разглядывал его, затем кивнул:
— Верно. Всё так.
Дэлум забросал ямку землёй и камнями.
— Пора спать, — сказал он, поднимаясь, чтобы ещё раз проверить стреноженных коней.
Карса смотрел на Байрота. Ум его, точно ланидская стрела в лесу, но поможет ли это ему, когда мы обнажим клинки и со всех сторон зазвучат боевые кличи? Вот что бывает, если мышцы зарастают жиром, а к спине прилипает солома. Умение биться словами ничего тебе не даст, Байрот Гилд, разве что язык твой не так быстро высохнет на поясе ратидского воина.
— Не меньше восьми, — пробормотал Дэлум. — И скорей всего, один юнец. Два очага. Они убили седого пещерного медведя и несут добычу.
