На это Джарвис даже не знал, что ответить. Меж тем Ломенархик опустилась на колени и взяла в ладони мятую кружку, из которой принц только что допил сливянку.
– Вы говорите, мои способности превосходят ваши, хоть вы и с Драконьих островов? Что ж, значит, вы чем-то не нравитесь Повелителю Хаоса, – она снова сощурилась, как кошка. – Всего лишь быть собой, жить, как хочешь, и делать, что можешь… Вот только одни творят чудеса, а другие придумывают правила и запреты, ибо ничего другого сотворить не могут! Мелкие людишки всегда завидуют тем, кто способен на большее, чем они с их мелочными желаниями. Потому и отдают столь охотно власть над собой разным дубоголовым монахам. Они им понятнее и роднее, чем чудотворец, наделенный умом и искусством, – с этими словами ведьма разжала ладони. Вместо оловянной кружки в них сверкал серебряный бокал, украшенный тончайшей филигранью.
– Вообще-то я предпочитаю пить из тонкого стекла, – бросила она, наливая себе из бурдюка. – Но здесь, на корабле, его так легко разбить… М-м-м… восхитительно! Честное слово, когда пьешь такое вино, то прощаешь родной стране даже святошу архиепископа с его постной рожей. А уж я-то, смею думать, разбираюсь в винах!
– Кстати, об архиепископе, – прервал Джарвис самоупоенный монолог Ломенархик. – Если вы так сильны, то как же позволили монахам втащить себя на эшафот?
Ведьма скривилась.
– Сила архиепископа тоже весьма велика. Но Лаумар – земля Порядка. Его силу она умножает, мою же гасит. К тому же меня застали врасплох… Последние три года я жила в Алмьяре – там мне даже дышать было легче, – и лишь узнав о смерти батюшки, вернулась проводить его в последний путь. В конце концов, разве я хотела так уж много? Мне нужны были только батюшкины деньги, а дом, сады и давильня для слив – законная доля моего брата. Разве наследство не должно делиться поровну между обоими детьми? Но… но был один молодой человек, которого я любила, еще живя в Лаумаре… за эти три года он успел уйти в монахи. И там из него вытравили даже память о нашей любви, – Джарвису показалось, что Ломенархик всхлипнула. – Он-то и выдал меня Святому Дознанию. Скажите, мой рыцарь, неужели я могла ожидать такого предательства от того, кто познал мое тело не раз и не два? А ведь когда-то я даже собиралась поделиться с ним своей силой…
Джарвис почувствовал, что ему становится жалко девушку. Взбалмошное, капризное и обворожительное создание, виновное, по большому счету, лишь в том, что родилось не в самой подходящей стране…
– Не переживай, – он обнял ее за плечи, сам не заметив, как перешел на «ты». Ведьма немедленно уткнулась головой в грудь принцу, и тот не удержался от того, чтобы погладить чудные густые волосы. – Шайр-дэ с архиепископом давно позади, а мы плывем в твой любимый Алмьяр. И доплывем, если только на мель не сядем.
– А если даже и сядем, – вскинулась Ломенархик, – моей магии хватит, чтобы стащить с нее корабль. Да и вообще, я же еще не отблагодарила вас за свое спасение, мой рыцарь!
– О какой благодарности может идти речь, если ты сама взяла мой меч под контроль? – удивился Джарвис. – Все равно, что кошке, удирающей от пса, благодарить дерево за то, что оказалось на ее пути!
– Не все так просто, – сверкнула глазами ведьма. – Вы не переставали думать, и меч пользовался тем, что читал у вас в сознании… а через него отчасти и я. Сама бы я ни за что не догадалась, что можно уйти через боковой придел, – она бросила в рот последний ломтик, оставшийся от куска медвежатины. – Ох ты, да это еще вкуснее вина! Вот зачем монахам такая вкуснота, если им положено смирять плоть? Пусть запивают водой ячневую кашу, а это и без них найдется, кому съесть!
– Хочешь, принесу еще? – привстал Джарвис, но Ломенархик силой усадила его обратно на скамью.
– Я сама принесу, мой рыцарь, дайте только, чем отрезать, – она снова обольстительно потянулась, выставляя грудь. – Вчера вы послужили мне – позвольте сегодня мне послужить вам!
Подхватив нож, она исчезла в трюме баржи. Джарвис повертел в руках кубок с филигранью и усмехнулся. Похоже, не все в этой истории было так плохо, как показалось ему вначале…
Ломенархик не было довольно долго, и принц снова принялся разглядывать окружающие пейзажи. Мало-помалу распаханные земли начали исчезать, местность приобрела безлюдный и диковатый вид. С правой стороны подступили каменистые увалы, на которых тут и там серели выходы гранита. Река несколько сузилась, ход баржи ускорился – сейчас ее несло по самой стремнине. Впрочем, глубина была приличная, и никакой опасности не ожидалось. Солнце медленно ползло на запад, свет его словно сгустился и приобрел явственный золотой оттенок.
– Простите за задержку, мой рыцарь…
Джарвис повернулся к ведьме – и остолбенел. В глаза ему плеснуло синим, черным и серебряным, да так, что он не сразу начал различать детали. Держа в руках серебряный поднос искусной работы с двумя рядами аккуратно нарезанных ломтей мяса, перед ним стояла… стояла…
На ней было платье из темно-синего переливающегося бархата, сплошь затканное тончайшим серебряным – нет, скорее даже алмазным узором. Тонкие ломаные искрящиеся линии вызывали в памяти изморозь на зимнем окне и первые звезды на вечереющем небе. Платье плотно облегало стройную фигуру до самых бедер – руки, грудь, талию, – а от бедер стекало вниз неширокими складками, и в длинных боковых разрезах мелькал жемчужно-белый шелк нижней юбки. Низкий вырез приоткрывал грудь, но, будучи оторочен пышным мехом черно-серебристой лисы, все равно не позволял разглядеть ничего существенного. Такая же меховая оторочка была и на манжетах, а талию перехватывал тонкий витой серебряный пояс со свисающими кистями.
Украшений на этом видении снов почти не имелось, да они и не нужны были к такому великолепию. Лишь темно-синяя, в тон платью, бархотка на шее оттеняла сияющую белизну кожи. Гриву пышных темных волос, которые девушка не потрудилась собрать в прическу, охватывало через лоб нечто вроде тонкой алмазной нити, от которой к переносице спускалась большая сверкающая капля ярко-синего сапфира, и цвет его точь-в-точь повторялся на длинных блестящих ногтях красавицы.
Словом, выглядела она так, как удается далеко не любой аристократке Вайлэзии или Таканы в день торжественного приема при дворе, и уж вовсе не как смертница, попавшая на убогое плавучее корыто прямо с костра Святого Дознания. С непередаваемой грацией Ломенархик склонилась перед Джарвисом, опуская на скамью поднос с угощением.
– Нравится вам такое платье, мой рыцарь? – произнесла она негромко, с какой-то преувеличенной кротостью. – Еще раз прошу простить меня… но вы сказали «роскошный наряд»… и мне захотелось показать вам, что такое настоящая роскошь в моем понимании.
