Отсутствие рубящего инструмента сильно сказывалось на выборе толщины древесных стволов, которые можно было использовать при реализации своих затей. И других неудобств случалось немало. А, между тем, металл имелся. Один из обрезков арматуры длиной с ладонь и диаметром с большой палец нагрел на углях, поддувая веером из куска коры, а потом конец его расплющил камнем на камне. Деревянный «пинцет», которым придерживал поковку, жестоко пострадал, поскольку буквально горел на работе. Но его, и еще пары запасённых заранее на одну операцию хватило.
Получившееся зубило, также прошло процесс цементации, вместе с ещё одним зубилом, меньшего диаметра, и шилом, вытянутым из самого тонкого обрезка катанки. Вот на его оформление пришлось провести три нагрева, а количество израсходованных «пинцетов»… да не считал их Мишка. Просто куча.
Большое зубило зажал меж двумя хорошо приструганными друг к другу палками, и наложил бандажи из верёвки. От того, что конец получившейся рукоятки торчит вперёд, несомненно, страдает внешний вид получившегося топора, но, перерубив им стволик толщиной сантиметров десять, Мишка понял, что это несовершенство он ему простит. В руку не отбивало. Похоже, с неолитическими технологиями можно не так уж торопиться.
На пике восхищения от собственного достижения решил, наконец, задачу поимки кролика. Решётчатый ящик с крышкой, падающей на голову добычи от нажима на пол, дополнил внешней клеткой, дверка которой захлопывалась при срабатывании внутренней западни. А через сутки получил свою добычу. Братец Лис, или его заместитель, не смог пробраться внутрь, хотя подкоп сделал до самого пола. А вот дальше не пролез. Не перегрыз он палки, хотя видно было, что старался.
* * *
Так уж повелось, что успехи и заботы проистекают друг из друга, наполняя жизнь чередой задач, появляющихся в результате решения предыдущих. Про то, что шкурку следует хорошо отчистить, это он читал. Выскоблил изнутри костяным скребком, благо затачивать его кромку о камень несложно. А вот, что делать потом? Ни одной мысли. Вернее, ни одного воспоминания. Возможно, встречались ему в книгах описания подобных процессов, но в памяти осталось только то, что после механической чистки проводилась ещё какая-то обработка, без которой шкура начинала вонять.
Отсюда уже можно думать. Самым вонючим компонентом в животной органике является жир. Даже свежий он нередко пахнет не вполне благозвучно, а уж как портиться начнёт! Удаляют жир в быту обычно мылом, которым он надёжно не располагает. Но большинство традиционных моющих средств, растворяющих сало — щёлочи. Отлично. В старину использовали щёлок, о котором он даже представления не имеет, что это такое. И ещё мылись золой. А вот с ней всё понятно. Там содержится поташ. Уж этого здесь достаточно.
В один из тазиков, что остался от экспериментов с плавучим гончарным кругом, поместил шкурку, от души сыпанул туда золы, и перемешал всё как следует. Можно теперь это даже сварить, хотя, скорее всего тогда шкурка станет непрочной. Ладно, пусть полежит так. А потом это ещё следует продубить. Что там за процесс — ему неведомо. А вот то, что делается это в отваре дубовой коры, это точно. Иначе, откуда бы слово такое взялось — дубление.
Пошёл разыскивать эти деревья. Попадались они ему на глаза неподалеку. Он даже несколько сучьев отмохратил лопатой — для лука припасал.
Людей в этих местах обнаружить не удалось. Но живности тут водилось немало. Соседи, к слову сказать, были на редкость тактичны — на глаза не лезли, под ногами не путались. Поскольку ничего съестного стащить у Мишки было невозможно за отсутствием такового, то и проблем никаких не возникало.
О том, что этот край далеко не пустынен догадывался по примятой траве, которая ещё вчера стояла, как новенькая. По исчезновению листьев с ветвей, где совсем недавно их видел. По обглоданной коре или разрушенным муравейникам. Ещё обнаруживал помёт.
Изредка, если удавалось рассмотреть что-то на большом расстоянии, например, когда взгляд распространялся вдоль реки, тогда, случалось, попадало в поле зрения нечто подвижное заметного размера. Бывало, даже можно различить, что это олень, например, или из собачьих кто-то. Раз показалось, что медведь. Но всегда далеко. Полной уверенности в том, что определил вид животного верно, не было.
С кроликами определился, поскольку изловил, а остальные твари обнаруживали его заранее, и предпринимали меры к предупреждению встречи. Никого общение с человеком не вдохновляло. Всё-таки горожанин, похоже, неправильно вёл себя в лесу, наверное, топал громко, или хрустел всякой всячиной под ногами. Ветками шуршал.
Некоторые сведения о живности получал умозрительно. Например, за рекой росла морковка, а здесь, на левобережье — нет. Но здесь водились кролики, которые её любили. Выходит — всю скушали. А на другой берег не ходят, хотя речушку эту за водную преграду принимать он бы не стал. Видимо, их там кто-то ест. На компактном участке, ограниченном рекой и озером некто уважает крольчатину, но, опять же, за реку не ходит. Видимо, избегает встречи со здешним хищником, который тоже крольчатиной питается охотно, но полностью поголовье под ноль не сводит. То есть просторней живёт. Но территорию свою от других охотничков оберегает.
Вот такое мысленное знакомство. А, если считать, что на этом берегу живёт лисица, то на другом берегу получается — рысь. Хотя, следов ихних не видел. А и увидел бы — так ведь не следопыт. Вообще-то лето — время изобильное. Добыча от всех прячется. Хищники — тоже. Подкрадывается или подстерегает — и нападает на то, что точно знает, что оно его не обидит, и на вкус знакомо. А связываться с человеком, который вечно таскается тут со своей блестящей лопатой — да кому это надо?
Места тут такие — всё лесом заросло. Вот в степи он бы обязательно разглядел кого-нибудь. Бизона, например. Как на озере видит гусей или уточек. Кстати, птички в этих местах водятся — слышно их практически постоянно. Пролетают иной раз над головой, а бывает, и в сторонке мелькнут. Но Мишка полагает, что все они несъедобны, и встречаться с ними не стремится сам.
В том, что строить нужно землянку, сомнений не было. Бревенчатую избушку без топора сооружать — мучение, хотя могло бы оказаться интересно. Но при наличии единственной пары рук работа с серьёзными брёвнами оказывалась просто непосильной задачей. Нет уж, надо заняться тем, с чем есть надежда справиться.
Склон холма начинался от навеса в считанных метрах. Причём здесь уклон сразу шёл круто — градусов пятнадцать. Вот тут и поснимал Мишка дёрн полосой шириной чуть менее пяти метров, а в длину сразу на пятнадцать. И сложил его отдельно. Потом прорыл три горизонтальные траншеи вдоль будущего сооружения и, соответственно, вдоль склона. В центральную установил опорные столбы, а на них положил коньковую балку.
