– По-моему он слишком изящный для тебя, – заметила она, и надела бурнус через голову, проследив, чтобы рукоять меча вышла из разреза за плечом. Капюшон она откинула на плечи. Бурнус оказался ей слишком велик, за множеством складок едва угадывалась изящная фигурка, но смотрелся он на ней гораздо лучше, чем на мне.
– Когда доедем до Джулы?
Я отвязал жеребца, дружески похлопал его по левому плечу и вскочил в седло.
– Зависит от многих обстоятельств. Может уложимся в три недели… а может в три месяца.
– Три месяца!
– Мы поедем через Пенджу, – я поправил налобный ремень, чтобы жеребцу не мешали выгоревшие кисточки, украшавшие уздечку. Под пустынным солнцем ничто долго не сохраняет свой цвет, в конечном счете все становится коричневым всех оттенков.
Она взглянула на меня серьезно.
– Тогда давай больше не будем терять время.
Я смотрел, как она подбирала поводья и поворачивала маленького серого мерина на юг. По крайней мере направление она знала отлично.
Бурнус развевался на скаку как малиновое знамя танзира пустыни. Рукоять ее Северного меча была серебряным маяком, сверкавшим в солнечных лучах. Мягкие, шелковистые волосы вбирали в себя сияние солнца… Да, Северянку трудно было потерять из виду. Я цокнул жеребцу и поскакал за ней.
Лошади шли голова в голову неторопливой рысью. Мой гнедой жеребец не слишком обрадовался возможности попутешествовать в компании маленького серого мерина, предпочитая более быстрый, размашистый ход (довольно часто это был резвый галоп, приправленный периодическими попытками сбросить меня со спины), но после короткой «дискуссии» мы нашли компромисс. Я выбирал направление, а он шел, как хотел.
И выжидал момент для очередной попытки избавиться от меня.
Я заметил, что она наблюдала за моей разборкой с лошадиным мятежом, но не мог решить, оценила она мои способности или нет. На моего жеребца никто другой по своей воле не полез бы, он всегда был угрюмым и раздражительным. Я выигрывал на нем пари, когда находились Южане, которые воображали, что могут выйти победителями в схватке с жеребцом. Мы с гнедым давно выработали соглашение: он старательно устраивал яростные представления, а я подогревал к ним интерес; если на этом нам удавалось заработать несколько монет, гнедой получал лишнюю порцию зерна. Соглашение оказалось выгодным для нас обоих.
Северянка молчала, пока жеребец не успокоился и не начал отфыркиваться, сдувая пыль с ноздрей, но я чувствовал на себе ее взгляд.
– Ты едешь не на Северном коне, – отметил я, приглашая ее к разговору. – Он Южанин, как и я. А какие лошади у вас на Севере?
– Они крупнее ваших.
Я ждал. Она ничего не добавила. Я попытался снова.
– Быстрые?
– Довольно быстрые.
Я нахмурился.
– Слушай, впереди у нас долгое путешествие. Мы сможем сделать его короче, если будем вести разговор, – я помолчал. – Даже плохой разговор.
Она улыбнулась. Правда при этом попыталась спрятать улыбку за занавесью волос, но я успел заметить.
– Я думала, танцоры мечей в основном люди замкнутые, – неохотно сказала она, – живущие только ради того, чтобы проливать кровь.
Я шлепнул ладонью по груди.
– Я? Нет. В душе я очень мирный человек.
– А-а, – вся мудрость мира вместилась в этот звук.
Я вздохнул.
– А имя у тебя есть? Или я могу звать тебя Блондиночка?
Она ответила не сразу. Я ждал, отрывая колючки песчаника от стриженой гривы моего жеребца.
– Делила, – наконец сказала она и натянуто улыбнулась. – Зови меня Дел.
– Дел, – повторил я. Имя ей не подходило. Оно было грубым и коротким… и слишком мужским для девушки ее сложения и красоты.
– Ты действительно разыскиваешь брата?
Она покосилась на меня.
– А ты думал, что я придумала все, что рассказала работорговцу?
– Может и придумала, – я пожал плечами. – Мое дело довести тебя до Джулы, меня не должно интересовать, зачем тебе туда понадобилось.
Она почти улыбнулась.
– Я ищу своего брата. Это не выдумка.
Значит правда.
– А ты представляешь, где он может быть или что с ним случилось?
Ее пальцы разбирали короткую гриву мерина.
– Я уже рассказала работорговцу, что брата украли пять лет назад. Я проследила его до этого городка… теперь до Джулы, – она посмотрела на меня. – Еще вопросы?
– Да, – я открыто улыбнулся. – Почему, в аиды, такая девушка как ты должна разыскивать пропавшего брата? Чем в это время занимается твой отец?
– Он мертв.
– Дядя?
– Мертв.
– Братья?
– Все они мертвы, танцор меча.
Я внимательно посмотрел на нее. Голос ее оставался ровным, но я научился вслушиваться в то, что люди не говорят внимательнее чем в то, что они произносят.
– Что произошло?
Она передернула плечами.
– Налетчики. Они пересекли Северную границу, а мы в это время ехали на Юг, к пограничным землям. Они заметили нас и напали на караван.
– Увели твоего брата, – я не ждал от нее подтверждения, – и убили остальных.
– Всех, кроме меня.
Я остановил жеребца и резким движением схватил поводья мерина. Кисточки на ремешках успели выгореть и потускнели.
– Как, в аиды, – потребовал я, – налетчики пропустили тебя?
На несколько секунд голубые глаза скрылись за опустившимися веками, а потом она посмотрела на меня.
– А я не сказала, что меня пропустили.
Я потерял дар речи. Передо мной стояла картина: Южные налетчики стаскивали с лошади Северную девочку. Приятных эмоций я при этом не испытал. А прекрасная Северянка не сводила с меня глаз, как будто точно знала, о чем я думал, и смирилась с этим, не испытывая ни стыда, ни унижения от открывшихся мне сцен. Это был просто факт из ее жизни.
Я тут же задумался, мог ли человек, о котором говорил Мун – человек, выслеживающий ее – быть одним из тех налетчиков. Но… она сказала, что это случилось пять лет назад… За такое время мужчина забудет любую женщину.
Но женщина не забыла брата.
Я выпустил ее поводья.
– И теперь ты приехала на Юг устроить охоту на кумфу, разыскать брата, который скорее всего уже мертв?
– Он не был мертв пять лет назад, – холодно сказала она. – Он не был мертв, когда Осмун видел его.
– Если Осмун видел его, – отметил я. – Ты думаешь, если ты держала меч у его горла, он сказал правду? Он говорил то, что ты хотела услышать,
– я нахмурился. – После пяти лет то, что ты затеяла почти невозможно, баска. Если тебе очень нужен твой брат, почему ты так долго ждала?
Она не улыбнулась и не показала, что заметила мое раздражение.
