— Как Снейп был связан с твоей матерью? — спросил Рон. — Ты говорил, он называл ее грязнокровкой.
— Только один раз, — Гарри не взглянул на него, — и он искупал эту вину всю жизнь. Она ему этого не простила. До этого момента они дружили. Это он рассказал ей про Хогвартс, поняв, что она волшебница. В школе она всегда его защищала, когда мой отец и Сириус нападали на него. Но Лили, конечно, не устраивала его дружба с Малфоем, Долоховым, Яксли и другими будущими Пожирателями Смерти. Из‑за этого они также ссорились. После последней ссоры он продолжал любить ее и никогда не смог простить себе того, что донес о пророчестве Волдеморту. Это он умолял его пощадить Лили Эванс, но все оказалось напрасным. Дальше вы знаете: он пришел к Дамблдору, раскаявшийся и уничтоженный, и тот поверил ему. Снейп обещал ему защитить сына Лили, иначе я был бы мертв еще на первом году учебы, — Гарри невесело усмехнулся. Гермиона всхлипнула.
— Этого просто не может быть.
— Может, — Гарри взял себя в руки. — Дамблдор хотел умереть от рук именно этого человека. Человека, которому он многое доверял, чтобы иметь возможность спокойно и безболезненно умереть, не повредив при этом душу Дрейко и заодно не оставив учеников без защиты. Он все предусмотрел. Все, кроме…
— Ага, только я все еще никак не врублюсь, причем тут Волдеморт? — Рон переваривал услышанное в полном ступоре.
— Да, это как раз то, о чем Дамблдор не говорил никому. Он хотел проверить свое предположение.
— Какое?
— Предположение относительно причины, по которой Волдеморт, убив моих родителей и попытавшись убить меня, едва не погиб сам.
— Но это ведь уже давно понятно… или?
Гарри набрал в грудь воздуха.
— Не совсем. Чтобы создать крестраж, нужно убить. Он не хотел этого, но, убив моих родителей, он случайно создал…
— НЕТ! — воскликнула Гермиона. Она поняла. — Должен быть другой выход! ДОЛЖЕН!
— Его нет, Гермиона. Об этом Дамблдор Снейпу не говорил. Но Снейп должен был передать мне, что я, в конце концов, должен… умереть. Иначе Волдеморт будет существовать вечно. Слушайте! Все это было напрасно, все эти смерти, только потому, что я должен был понять это и суметь принять смерть!
— Нет! Перестань! Замолчи! Я прошу тебя! — Гермиона, рыдая, опустилась на пол.
— Вам нужно еще добраться до змеи. Снейп хотел сделать это сам, но я не имею понятия, где он сейчас, возможно, он… Одним словом, я снова расстроил все его планы.
— Какие планы? — спросил Рон почти равнодушно.
Гарри припомнил последнюю сцену, которую он видел в Омуте Памяти. Снейп стоял перед портретом Дамблдора и показывал ему клык василиска.
— Вы должны были рассказать мне об этом раньше, господин Директор, — он смотрел на Дамблдора с упреком.
— Должен признаться, я тебя недооценил, Северус, — ответил портрет. Голубые глаза Дамблдора были, как никогда, печальны. — Я не могу тебе больше приказывать. Если ты хочешь окончить свой жизненный путь… и все же подумай.
— Довольно, — горько сказал Снейп, — меня не огорчает то, что Вы меня использовали. Ваша логика остается для меня непостижимой. Тем лучше. И я не хочу знать, почему Вы не рассказали все Поттеру. У него есть право знать, но Вы ведь использовали и его тоже, не так ли?
— Теперь ты заботишься о нем?
— О НЕМ? Экспекто Патронум! — серебристая лань вырвалась из палочки Снейпа и выскочила в открытое окно.
— И теперь? — спросил Дамблдор. — Столько лет…
— Всегда.
Они помолчали несколько секунд.
— Теперь, когда я раскрыл эту тайну до конца, я расскажу об этом Поттеру, — Снейп указал на Омут Памяти. — Профессора уже на пути к кабинету, я должен идти.
— Северус, если ты пойдешь…
— Я не вернусь. Я уже сказал об этом. Все, как Вы планировали, с одним только исключением… Маленьким и незначительным… Всего хорошего, господин Директор, и спасибо.
— Северус…
Но Снейп уже отвернулся и медленно подошел к Омуту Памяти. За дверью послышались громкие, торопливые шаги. Снейп резким движением опустил в Омут последнее воспоминание, и двери распахнулись. Не обращая внимания на вспышки нескольких заклинаний одновременно и презрительный возглас Макгоннагал: «Трус!», он подбежал к окну и выпрыгнул в темноту.
… — Ничего особенного… Да, Рон, он не хотел тогда навредить Джорджу, он хотел спасти жизнь Люпину, но промахнулся. Сектумсемпра…
— Да мне уже на все плевать! — Рон выглядел разгневанным. — Мне ясно только, что Дамблдор был психопатом, что он использовал вас обоих и что ты должен умереть! Должен! Из какого‑то предположения!
— Из‑за правды, которой я раньше, вероятно, не принял бы.
— Вероятно?
— Он знал, что делал. Ничего поделать уже нельзя, — Гарри боялся, что сам не удержит слез, он моргнул и повернулся к Гермионе: — Ты можешь понять меня? Можешь меня отпустить?
Она покачала головой. Ее лицо было красным, глаза — влажными, на щеках блестели дорожки слез. Затем она хрипло ответила:
— Возвращайся назад, хорошо?
— Я… Я так не думаю.
— Ты пойдешь дальше, да? Как Николас Фламель?
— Да, определенно, — Гарри слегка улыбнулся, его ладонь сжала золотой снитч, он уже знал, что ему делать. Рон и Гермиона смотрели, как он освобождался от веревок, вставал, и…
— Гарри! — Гермиона крепко обняла его. — Сотвори чудо! Волшебник!..
— Не знаю больше, что такое чудо.
— Гарри, — Рон открыл рот и снова закрыл его. Гарри хотел его подбодрить, но не нашел слов, его груз стал еще тяжелее. Друзья смотрели ему вслед: как он уходил, не взглянув на них в последний раз. Гарри уже доставал из своего кармана мантию–невидимку.
Дождь перестал, все вокруг было мокрым и пахло свежестью. Защебетали птицы. Рассвет еще не наступил, но на горизонте уже появилась розовая полоса. Серо–зеленое небо простиралось в вечность, весенние цветы просыпались и вытягивались на восток. Гарри наблюдал всю эту красоту, которая раньше не занимала его. Он поднял ладонь со снитчем перед собой и помедлил. Затем решительно прошептал золотому шарику:
— Откройся, уже конец.
Что‑то щелкнуло, и снитч раскрылся. Внутри лежало кольцо с Воскрешающим Камнем, расколотым посередине. Гарри надел кольцо, повернул его три раза и увидел их всех в утреннем тумане: Джеймса и Лили, Сириуса и Люпина. Они показались ему одного возраста, молодые и прекрасные, но, хотя это было странно, мысль улетучилась так же быстро, как возникла.
— Мы все гордимся тобой, — сказала Лили. Она стояла ближе остальных.
— Ты держался очень мужественно, — добавил Сириус.
— Не бойся смерти, — сказал Джеймс. — Она вовсе не так ужасна, если рядом тот, кто тебя любит.
— И это даже не больно? — невольно спросил Гарри.
