− Болван. − Кельсер попробовал еще раз. − Эй, ты позоришь свой божественный статус. Ты наконец обратишь на меня внимание?
Даже оскорбление не сработало. Разлетайка продолжал вышагивать.
«Бесполезно», − подумал Кельсер.
Из Источника вышла пульсация силы, и во время ее прохождения Кельсер уловил в глазах Разлетайки проблеск.
И в этот момент Кельсер напомнил себе о том, почему он назвал это создание богом. В этих глазах таилась бесконечность, дополнение той, что заперта в Источнике. Разлетайка был бесконечностью идеально сохранившейся записи, никогда не меняющейся. Величие картины, застывшей и неподвижной, запечатлевшей срез жизни из ушедших времен. Это была мощь многих, многих мгновений, каким-то образом сжатых в одно.
Разлетайка остановился перед ним, и его щеки полностью расползлись, открывая кости черепа, которые также разваливались, а в глазах горела вечность. Это создание было божественным, но оно просто сломалось.
Разлетайка ушел, и Кельсер не видел его много месяцев. Неподвижность и тишина его тюрьмы казались бесконечными, как и та тварь, которую он изучал. В какой-то момент он поймал себя на том, что планирует, как привлечь внимание этой разрушительной силы только для того, чтобы умолять ее покончить с ним.
Тогда же он начал разговаривать сам с собой, что его по-настоящему обеспокоило.
− Что ты наделал?
− Я спас мир. Освободил человечество.
− Ты мстил.
− Цели можно объединять.
− Ты трус.
− Я изменил мир.
− А если ты просто пешка этого существа в Запределье, как и утверждал Вседержитель? Кельсер, что если у тебя нет иной судьбы, кроме как делать то, что тебе говорят?
Ему удалось сдержать эмоциональные вспышки и прийти в себя, но хрупкость собственного рассудка нервировала его. В Ямах он тоже был немного не в своем уме. В момент тишины, уставившись в колеблющиеся туманы, из которых состояли стены пещеры, он признался себе в глубокой тайне.
После Ям он действительно был немного не в своем уме.
По этой причине он сначала не поверил собственным ушам, когда кто-то с ним заговорил.
− Вот этого я не ожидал.
Встряхнувшись, Кельсер с подозрением повернулся, беспокоясь о том, что у него галлюцинация. Если достаточно долго всматриваться в туманы, из которых сотканы стены пещеры, там можно увидеть все, что угодно.
Однако это была не фигура из тумана, а человек с белоснежными волосами, резкими чертами лица и острым носом. Почему-то он показался Кельсеру смутно знакомым.
Человек сидел на полу, закинув одну ногу поверх другой и опираясь рукой на колено. Он держал какую-то палку.
Стоп… нет, он сидел не на полу, а на предмете, который как будто плавал в тумане. Белый, похожий на бревно объект был наполовину погружен в туманный пол и покачивался, как корабль на воде. Палка в руке мужчины была коротким веслом, а та его нога, которая находилась снизу, лежала на бревне и растворялась в туманной поверхности, видимая только как неясные очертания.
− У тебя ужасная привычка поступать не так, как от тебя ждут, − сказал незнакомец Кельсеру.
− Ты кто? − Прищурившись, Кельсер шагнул на край своей тюрьмы. Это не была галлюцинация. Он отказывался верить, что его рассудок настолько плох. − Ты дух?
− Увы, − ответил человек, − смерть мне не идет. Видишь ли, она на цвете лица плохо сказывается.
Он изучал Кельсера с легкой понимающей улыбкой.
Кельсер сразу его возненавидел.
− Застрял тут, да? − спросил незнакомец. − В тюрьме Ати… − Он поцокал языком. − Уместная награда за то, что ты сделал. Даже немного поэтично.
− И что же я сделал?
− Уничтожил Ямы, мой покрытый шрамами друг. На этой планете они были единственной Перпендикулярностью, к которой хоть как-то можно подобраться. Эта Перпендикулярность очень опасна, опасность с каждой минутой все возрастает, а ее не так просто было найти. Но своими действиями ты, по сути, покончил с перемещениями через Скадриал. Обрушил всю торговую экосистему, за чем, признаться, было занятно наблюдать.
− Да кто ты такой? − поинтересовался Кельсер.
− Я? − переспросил мужчина. − Странник. Подлец. Последнее дыхание пламени, сотворенное из тающего дыма.
− Какое-то… никчемное шутовство.
− В нем я тоже знаю толк. − Он вскинул голову. − И даже очень, если честно.
− И ты утверждаешь, что не мертв?
− Если бы я был мертв, зачем бы мне это понадобилось? − сказал Странник, постукивая веслом по носу своего суденышка.
Оно покачивалось, и Кельсер наконец смог разобрать что это такое. Опущенные в туман руки, которые он не заметил раньше. Поникшую голову. Белый саван, скрывающий очертания.
− Труп, − прошептал он.
− О, Ушлепок тут просто дух. Кошмарно трудно передвигаться в этом субастральном мире − любое физическое тело рискует провалиться в туман и падать, возможно, целую вечность. Здесь так много мыслей сливаются в то, что ты видишь вокруг себя, и нужно что-то понадежнее, чтобы путешествовать по всему этому.
− Ужасно.
− Сказал парень, построивший революцию на спинах мертвых. Мне хотя бы только один труп понадобился.
Кельсер скрестил руки на груди. Этот человек был осторожен. Хотя он говорил беззаботно, но внимательно наблюдал за Кельсером и держался подальше, будто обдумывал нападение.
«Ему что-то нужно, − предположил Кельсер. − Может, что-то, что у меня есть». Но нет, он казался искренне удивленным, увидев здесь Кельсера. Он пришел сюда к Источнику. Хотел погрузиться в него, получить власть? Или, может, просто взглянуть на существо в Запределье?
− Что ж, ты, по всей видимости, весьма находчив, − сказал Кельсер. − Не поможешь ли мне в этой передряге?
− Увы, − ответил Странник. − Твое дело дрянь.
Сердце Кельсера екнуло.
− Да, ничего не поделаешь, − продолжил Странник. − Каким ты был при жизни, таким и остался! На этой стороне у тебя та же рожа, и это доказывает, что даже твоя душа смирилась с тем, что ты выглядишь, как уродливый сукин…
− Ублюдок, − оборвал его Кельсер. − На себя посмотри.
− А вот это явная ошибка, − заметил Странник. − Полагаю, здесь только один незаконнорожденный, и это не я. Разве что… − Он постучал веслом по голове трупа. − А что насчет тебя, Ушлепок?
Мертвец что-то пробормотал.
− Родители в счастливом браке? Еще живы? Серьезно? Сочувствую их утрате. − Странник невинно улыбнулся Кельсеру. − У нас ублюдков нет. А что насчет тебя?
− Ублюдок по рождению, − ответил Кельсер, − лучше, чем по собственному выбору, Странник. Я признаю свое происхождение, если ты признаешь свое.
