Все еще тяжело дыша, Мендореллен поднял забрало. Голубые глаза его расширились, как если бы слова эти его оглушили. Он опустился перед ней на колени.
— Ваше высочество, — сказал он срывающимся голосом. — Над телом зверя сего убитого клянусь быть вашим верным и преданным рыцарем, доколе не перестану дышать.
Где-то в глубине себя Се'Недра услышала как бы звон — звук, с которым сошлись наконец вместе две вещи, от начала времен обреченные сойтись. Что-то что именно, она не знала, но что-то очень важное — произошло здесь, под этой кружевной сенью.
Бэйрек, огромный и внушительный, скакал галопом по дороге, рядом с ним Хеттар, следом остальные.
— Что случилось? — спросил великан-чирек, спрыгивая с седла.
Се'Недра подождала, пока подъедут все, и объявила:
— На меня напал лев. — Она постаралась, чтобы это прозвучало так, словно это событие для неё самое что ни на есть будничное. — И Мендореллен убил его голыми руками.
— Ваше высочество, на мне было вот это. — Мендореллен, не вставая с колен, протянул руки в стальных перчатках.
— Это величайший подвиг, какой я видела в своей жизни, — отмахнулась Се'Недра.
— А почему ты на коленях? — спросил Бэйрек Мендореллена. — Ты ранен?
— Я только что сделала сэра Мендореллена своим рыцарем, — объявила Се'Недра. — И он, как и положено, преклонил колени, чтобы принять эту честь из моих рук. — Уголком глаза она видела, что Гарион слезает с лошади. Он казался мрачнее тучи. Се'Недра тихо ликовала. Наклонясь, она запечатлела на лбу Мендореллена невинный поцелуй. — Встаньте, сэр рыцарь, — приказала она, и Мендореллен со скрежетом поднялся.
Се'Недра была чрезвычайно довольна собой.
Остаток дня обошелся без происшествий. Они пересекли холмы и очутились в маленькой речной долине. Солнце медленно спустилось за тучу на западе. В долине бежал ручеек, искрящийся и холодный; здесь они и расположились на ночлег. Мендореллен в новой роли рыцаря-защитника проявлял весьма уместную заботу, и Се'Недра милостиво принимала его услуги, временами украдкой поглядывая на Гариона, дабы убедиться, что он все замечает.
Несколько позже, когда Мендореллен ушел, чтобы заняться лошадью, а Гарион окончательно впал в уныние, принцесса с самым скромным видом уселась на поросшее мхом упавшее дерево, поздравляя себя с успешно проведенным днем.
— Вы играете в жестокую игру, принцесса, — резко сказал ей Дерник, разводивший огонь в нескольких шагах от неё.
Се'Недра вздрогнула. Насколько она помнила, с тех пор как она присоединилась к отряду, Дерник ни разу не обращался прямо к ней. Кузнеца, очевидно, смущало присутствие царственной особы, и, ясное дело, он стремился её избегать. Теперь же Дерник смотрел прямо на неё, и голос его звучал осуждающе.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — заявила она.
— Я думаю, вы все понимаете. — Его честное, простое лицо было серьезно.
Се'Недра опустила глаза и немного покраснела.
— Я видел, как деревенские девушки затевали подобные игры, — продолжал он. — Ничем хорошим это не кончалось.
— Я не хотела никого задеть, Дерник. Между мной и Мендорелленом ничего такого нет — мы оба это знаем.
— Гарион не знает.
Се'Недра изумилась:
— Гарион?
— Разве не в нем дело?
— Конечно, нет! — возмутилась она. Дерник посмотрел на неё скептически.
— Мне это и в голову не приходило, — оправдывалась Се'Недра. — Что за чушь!
— Неужели?
Се'Недра сдалась.
— Он такой упрямый, — пожаловалась она. — Он не делает ничего из того, что должен.
— Он парень честный. Кем бы он ни был сейчас и кем бы ему еще ни предстояло стать, он обычный, простой парнишка, каким был на ферме у Фолдора. Он не знает, что принято у знати. Он не станет лгать вам, или льстить, или говорить то, чего не думает. Я знаю, скоро с ним должно случиться что-то очень важное — не знаю, что именно, знаю только, что это потребует от него всех сил и мужества. Не следует совершать то, отчего он может пасть духом.
— Ой, Дерник, — сказала она со вздохом. — Что же мне делать?
— Будьте честной. Говорите только то, что велит вам сердце. Не говорите одно, когда думаете другое. Иначе с ним нельзя.
— Я знаю. Поэтому-то мне так и трудно. Мы совсем по-разному воспитаны. Нам не следовало встречаться. — Она снова вздохнула.
Дерник улыбнулся мягко, почти таинственно.
— Это совсем не так плохо, принцесса, — сказал он. — Сначала вы будете очень много ссориться. Вы почти такая же упрямая, как он, и вы это знаете. Вы родились в разных странах, но по сути вы не такие уж разные. Вы будете орать друг на друга и размахивать руками, но время придет, и вы забудете даже причины ссор. Едва ли не все самые лучшие браки, какие я знал, начинались с этого.
— Браки?
— Вы ведь об этом думаете, так ведь? Она недоверчиво уставилась на него, потом вдруг рассмеялась.
— Милый, милый Дерник, — сказала она, — вы действительно ничего не понимаете?
— Понимаю что вижу, — отвечал он. — А вижу я вот что: девушка пытается всеми силами заполучить парня. Се'Недра вздохнула.
— Это совершенно исключено. Даже если б я и питала подобные чувства которых, конечно, не питаю.
— Конечно, — сказал он слегка насмешливо.
— Милый Дерник, — повторила она. — Я не могу позволить себе даже таких мыслей. Вы забываете, кто я.
— Это не так-то легко сделать, — заметил он. — Вы весьма старательно всем об этом напоминаете.
— Вы не знаете, что это означает? Он немного растерялся.
— Я что-то не понимаю, о чем вы.
— Я — принцесса, жемчужина Империи, и я принадлежу Империи. Меня никто не спросит, за кого мне выходить замуж. Это решат мой отец и его советники. Мой муж будет богат и могущественен — и, вероятно, много старше меня. Брак мой послужит ко благу Империи и Дома Борунов. Со мной, вероятно, даже не посоветуются.
Дерник был ошеломлен.
— Это ужасно! — воскликнул он.
— Не так и ужасно, — сказала она. — Моя семья вправе защищать свои интересы, а я — весьма ценное достояние Борунов. — Она тихо вздохнула. — Хотя, наверное, это было бы замечательно — я хочу сказать, выбирать самой. Тогда я, возможно, и посмотрела бы на Гариона с той стороны, с какой, по-вашему, смотрю — хотя он абсолютно невыносим. Но он может быть мне только другом.
— Я не знал, — извинился Дерник. Его простое лицо опечалилось.
— Не огорчайтесь слишком сильно, Дерник, — сказала она. — Я всегда знала, что так будет. — И все же из уголка её глаза выкатилась большая блестящая слеза, и Дерник положил ей на плечо натруженную руку, желая утешить. Во внезапном порыве она обвила руками его шею, уткнулась лицом в грудь и разрыдалась.
