Я прокаркал что-то невразумительное и его хватка немного ослабла.
– У меня для Вас письмо. Это важно, правда. – проговорил я сдавленно.
– От кого?
– От Первосвященника моего Ордена, Мастера Маркуса.
Вор слегка присвистнул сквозь зубы.
– Ты хаммерит? Ребята, должно быть, совсем в отчаянии.
– Я всего лишь неофит, господин.
– И каким же важным должно быть письмо, если они доверяют его кому-то вроде тебя? Любой ребенок может его у тебя отнять.
– Они не могли послать никого из воинов, господин, ведь это слишком бросалось бы в глаза.
– Слишком бросалось бы в глаза кому?
– Этого я не знаю, господин. Пожалуйста, господин, мне не хватает воздуха...
Он отпустил меня и я осторожно обернулся к нему. К моему неудовольствию он не спрятал нож, а поигрывал им, в то время как от его внимательного взгляда не ускользало ни единое мое движение. Было ясно, что он сумеет намного быстрее заколоть меня, прежде чем удастся убежать. Так что надо было вовсю сотрудничать.
Его зеленый глаз своеобразно мерцал и двигался время от времени намного быстрее его серого глаза, если присматриваться повнимательнее. Я спрашивал себя, что могло бы быть причиной для такой странности. Длинный рубец пролегал по этой стороне лица через лоб и щеку. Он был примерно десятью годами старше меня, лицо его было узким и серьезным. Волосы были темными и короткими, фигура атлетического сложения, не то чтобы сильно мускулистая, но крепкая и гибкая. Он был на голову выше меня.
Взгляд его глаз нес в себе скрытый скептицизм и сдержанность, как это было у одной полудикой гибкой кошки с нашего двора. Она выходила сухой из воды во время бесчисленных угрожабщих ее жизни ситуаций и ее глаза все время со странным пониманием глядели на меня. Отец неоднократно пытался свести счеты с животным, ведь она воровала с большой изобретательностью, самоконтролем и элегантностью наши запасы мяса, но она оказывалась всегда хитрее и проворнее чем он.
Вор покатал нож в пальцах с длинными суставами. Выражение его глаз как-то не сочеталось с его еще по-юношески выглядящим лицом. Может, он был старше чем казалось.
– Покажи мне письмо.
Только я попытался его вытащить, как вдруг раздались громкие шаги из переулка и голос выкрикнул: „Он здесь!“
Секундой позже посыпались стрелы. Фигура возле меня уже исчезла, в то время как я совершенно обалдевши все еще стоял там, потом я услышал вздох вора, его рука протянулась и в последнюю секунду убрала меня с линии стрельбы. Следущее, о чем я припоминаю, было то, как меня тащили вверх по лестнице и как я неуверенно спотыкался, потом передо мной отворилась дверь и я был в темноту за ней. Вор швырнул меня на другую стену, схватил стоявшую в маленьком закутке за дверью бочку и швырнул ее вниз по лестнице. Громкие проклятья снаружи красноречиво доказывали, что бочка не пролетела мимо цели. И снова он тащил меня за руку, как малое дитя, после чего немилосердно вытолкнул через люк в крыше наружу.
Задыхаясь, мы неслись по крышам, я не отваживался бросить взгляд вниз, ведь тогда со страху сразу бы свалился. В конце концов ничего не было слышно, кроме нашего загнанного дыхания, и мой провожатый опустился позади трубы, притянув меня к себе.
Он осторожно посмотрел за угол, остался доволен тем, что увидел, облокотился о стену и на мгновение прикрыл глаза, пока его дыхание успокаивалось.
– Ты уверен, что тебя послали ко мне не как божью кару?
Я сделал так, как обычно поступал в такие моменты – смущенно опустил глаза и не сказал ни слова.
Через некоторое время послышался его тихий смех.
– Кажется, ты теперь в розыске, а, малыш? Когда твой Мастер узнает об этом, его хватит удар. Теперь пошли.
Он поднялся и повел меня по высоким крышам, пока мы не подошли к незапертому люку. Открыв его, он втолкнул меня внутрь. Я был весьма благодарен, что он больше не использует кинжал, чтобы убедить меня следовать вместе с ним. Но я и без оружия перед носом чувствовал к нему глубокое уважение и поспешил спуститься вниз.
Лестнице ниже он открыл дверь (ключом, это заставило меня предположить, что он действительно тут жил) и мы переступили порог по-спартански обставленной комнаты. Там была кровать, пара стульев, стол и камин, в котором еще светились угли. На полке возле стены стояла пара книг, насчет которых я был уверен, что они служили не только как украшения, но совсем не уверен в том, что он их купил. Было холодно. Несколькими заученными движениями он зажег огонь в камине и пару светильников, потом уселся на кровать и взглянул на меня.
– Ты мало говоришь, а?
Медленно и со странными усилиями он начал стягивать плащ, и лишь сейчас мне стало ясно, что он истекал кровью. Стрела попала ему в левое предплечье чуть ниже плеча, он обломал ее тут же, чтобы не мешала. Вытащить ее означало бы обессиливающую потерю крови, а также остался бы отчетливый след, который верно указал бы путь нашим преследователям. Он увидел мой испуганный взгляд и скорчил мину, затем снова занялся своей одеждой.
Что я более-менее хорошо умел, так это обрабатывать раны. Я научился этому у матери, прежде чем она умерла, ведь на крестьянском дворе вроде нашего все время можно было легко или тяжело пораниться, а лекаря мы себе не могли позволить. Я поспешно шагнул к нему, с тем успехом, что его кинжал снова очутился у него в руке.
– Я... я хочу лишь помочь.
Он рассматривал меня изучающе, затем отложил оружие в сторону. Подбородком указал на виднеющуюся часть стрелы:
– Ты можешь что-то в этом роде?
– Да, господин. Рана тяжелая, господин. Я могу о ней позаботиться.
– Давай, не стесняйся.
– Но мне нужно кое-что – травы и бинты, господин, я мог бы принести их с рынка...
– ... вместе с городской стражей.
– Н-нет, господин, меня же теперь тоже ищут, Вы же сказали...
– Парни не узнают тебя, даже если ты сделаешь перед ними стойку на руках и подрыгаешь при этом ногами, уж поверь мне.
– Я действительно хочу Вам помочь.
Ему на самом деле было хуже, чем он пытался мне показать и мне было ясно, что нужно вытащить проклятую штуковину из его плеча. Но тогда оно стало бы сильно кровоточить и сильно воспалилось бы, я не видел здесь ничего такого, чем можно было это прекратить. Он откинулся назад на кровати и закрыл глаза.
– Ну хорошо, тогда иди. Жду с нетерпением твоего возможного возвращения.
Я сразу повернулся и пошел. Когда я был в дверях, он спросил меня:
– Тебя как звать, малыш?
– Тим.
– Тим, значит. А я Гарретт.
Он снова закрыл глаза. Я помчался, будто за мной гнались черти.
