Он не ожидал! Он растерялся! Он опешил, а потом гнев окончательно ослепил его разум! Легко победить того, кто побежден собственным гневом.
Я не стал ждать пока он придет в себя, и разрубил его череп! Голова этого невежи не была защищена! Еще бы! Он не ожидал, что на него посмеет поднять руку какой-то бывший граф, изгнанный королем, лишенный титула и земель.
Это было не самое приятное зрелище. Я хотел уже развернуться и ехать прочь, но место было пустынное.
Подумав немного, я стащил его с лошади и отпустил животное — авось найдет дорогу к постоялому двору, хотя лучше было бы убить его и спрятать вместе с телом хозяина где-нибудь в кустах, чтобы в ближайшее время никто не хватился. Но я пожалел красивого породистого коня.
Мадарианина я обыскал и нашел при нем несколько писем, а еще много денег: триста баалей — это было неплохо. Все это я самым хладнокровным образом изъял но, кроме всего, я разоружил его. Кольчуга и меч — они были точно из того непробиваемого сплава. Вот так везенье!
— Что ж, они мне пригодятся, — сказал я.
После того, что я узнал у могилы воина, все перестало мне казаться чудом, я принимал удачи и неудачи как должное. Сейчас мне повезло — очень хорошо.
Два письма были адресованы родственникам некоего Марсэга, наверное, товарища этого типа. Самого рыцаря звали барон Кемберд. Это я знал из другого письма, вскрытого и прочитанного им. Он почему-то не счел нужным его уничтожить.
Его написала женщина — это читалось сквозь строки, но под диктовку мужчины. Письмо было коротким. Там были такие замечательные слова:
"Если вы вернетесь в Мэриэг — это будет гораздо полезнее для нашего дела, потому что, находясь рядом с магистром, вы снабдите нас ценными сведениями".
Подпись была А. К.
Подумав, я решил избавиться от писем. Если бы меня схватили, то письма, найденные при мне, могли послужить уликой.
Я закидал тело рыцаря камнями и, облачившись в его кольчугу, поехал себе дальше.
Мой путь в столицу начался с убийства мадарианина. Кто-то видел меня, мог описать мои приметы. Чтобы попасть в Мэриэг, я должен был придумать себе какую-то легенду.
Она сама нашла меня. На ближайшем постоялом дворе я увидел пожилого римидинца. Это был монах. Человек этот вел себя деловито и сдержанно. Он только что пообедал и подошел к хозяину заведения расплатиться за еду и ночлег.
— Куда вы направляетесь, почтенный? — полюбопытствовал трактирщик.
— Еду на родину, — ответил римидинец, — соскучился по дому, да и все мои дела уже завершены.
— Чем же вы занимались в Ларотуме, если не секрет?
— Ездил проведать своих друзей в Мэриэге, а еще ведь мы торгуем зельями ордена. Купил много целебных трав и кореньев.
— Это, видно, очень выгодный промысел.
— Нашим орденом движет не выгода, мы служим к пользе римидинцев попавших в беду, неважно, будто то знатный или бедный человек — корсионцы поклоняются стихии милосердия, мы не принадлежим к официальным культам.
— Что ж, похвальное занятие, — согласился добродушный трактирщик.
Он расплатился с трактирщиком и вышел во двор. Слуги вынесли следом два тяжелых тюка. А вот небольшой узел с вещами остался лежать на скамье. Монах оставил его возле стола, где только что трапезничал. На меня никто не смотрел, и я сел за тот же стол.
С улицы послышался топот. Значит, он уехал. "Надеюсь, что он не скоро спохватится", — бормотал я, разглядывая содержимое свертка, едва отъехал от этого места и остановил лошадь в кустах.
В узелке я нашел монашеское одеяние, — наверное, смена той одежде, в которой он путешествовал. И я подумал: почему бы мне воспользоваться ей?
И я облачился в одежду странствующего монаха из ордена Корсионы. Этот орден действовал на территории Римидина, кое-что мне приходилось слышать о нем, и я счел эту легенду наиболее подходящей для себя.
Я продолжил свой путь, надеясь тихо и незаметно доехать до Мэриэга. Но вот люди не хотели оставить меня в покое.
После боя с мадарианином я доехал до города Миболо и остановился на ночь в гостинице. Поначалу все шло хорошо. Я уже подумывал, что доем свой ужин и уйду спать, чтобы встать на рассвете.
Но вот вошли два новых посетителя, они обвели взглядом помещение и заострили внимание на мне.
— А это еще, что за странствующая амеба? — громко воскликнул один из них.
Он обозвал меня амебой, видимо, потому что на темно-синей сутане монахов Корсионы вышита морская звезда возле месяца.
— Нет, друг мой, это странствующая каракатица! — загоготал другой
Я сохранял невозмутимость.
— Это точно животное, потому что дар речи у него отсутствует.
— Нет, он просто потерял его от смятения — такие важные люди обратили на него внимание.
— Из какого дикого места он пожаловал, если не знает, что благородным эллам следует отвечать.
— Я отвечу вам, — сказал я, — ваше желание повеселиться сильно противоречит моему желанию оставаться серьезным, не говоря о той форме общения с благородным эллом, которую вы избрали.
Словесная перепалка привела к тому, что мне пришлось снова обнажить меч.
Я не хотел их убивать — просто обезоружить, но во дворе к ним подоспели на помощь еще трое молодых людей, таких же наглых и распущенных.
Кто-то пытался проткнуть мою спину, но его меч наткнулся на непробиваемую кольчугу, нескольких человек я убил.
Кого-то ранил. Это были не местные люди. Судя по произношению и манерам, они были лациане, ехали из Памлона в Мэриэг.
Я не стал дожидаться развязки этой истории и пошел на конюшню. Лошадь моя изрядно устала, но что мне еще оставалось делать? Я снова оседлал ее и выехал на дорогу. Стемнело, и мне следовало где-то отдохнуть.
— Да, отвык я ночевать под открытым небом, — сказал я своему коню и, отведя его в ближайшую рощу, привязал к дереву, а сам лег под этим деревом и провалился в забытье. Мне снились сотни разъяренных мадариан, которые, нападали на меня. Я их убивал, а они вставали, как ни в чем не бывало, и шли на меня снова и снова. Где-то вдалеке я слышал голоса Паркары и Флега. Я так во сне выбился из сил, что отчаяние охватило меня. В конце концов, меня облили ледяной водой, а потом стали поджаривать на костре.
Когда я процарапал глаза, то понял, что ночью прошел дождь, а утром вышло солнце. Видно этим объяснялись мои странные сновидения. Солнце ослепило меня и позвало в дорогу. С влажной листвы падали прохладные капли. На мою руку свалилась большая улитка. Конь неодобрительно посмотрел на меня, — ему явно не понравился ночлег, — и мы поехали дальше.
До столицы осталось совсем немного. Но вот в Сахэне меня самым банальным образом задержали, прямо на въезде в город. Это был представитель королевской стражи в звании барга. Барг подчиняется капитану.
