Он вскочил на ноги одним прыжком, тряхнул головой – и по лесу прокатилось грозное, как вызов на смертный бой, громовое: “Мя-я-а-а-ау-у!” И новый взрыв хохота.
– Хасами! Хасами!
Маг не спешил откликнуться на призыв разъяренного короля, и ничего странного в том не было. Принц Югита подумал, что маг был бы и вовсе дураком, вздумай он поторопиться на зов: его величество король Сакуран и трезвый-то способен свернуть голову любому, кто под руку попадется, – просто так, забавы ради. А уж пьяного Сакурана следовало бояться, как землетрясения. Югита знал по опыту: не так страшно в подобном случае промедлить, как явиться на зов вовремя. Только уж медлить надо по-настоящему. За минутное опоздание незадачливого слугу могли, самое малое, вздернуть на кол. Нет, ждать надо не минуту и не две. Ждать надо, покуда король охрипнет, изойдет пьяным криком, суля ослушнику такую жуткую расправу, что и вчуже содрогнешься. Ждать, пока король, оторавшись, попросту ляжет и уснет внезапно, завернувшись в шитую золотом шелковую занавесь или в драгоценный старинный гобелен. А протрезвев, забудет, кого он давеча звал и чем грозился.
Правда, в последнее время избегать мучений подобным образом становилось все трудней. С тех самых пор, как при нем завелся маг, вот этот Хасами. Во-первых, в отличие от короля Хасами всегда бывал трезв и ничего не забывал. А во-вторых, со времени его появления короля почти никто не видел трезвым. Теперь подобным образом спасался от монаршего гнева только сам придворный маг, его светлость господин Хасами.
А спасаться ему стоило. Пьяного Сакурана лучше не гневить. Между тем король был снова пьян. Пьяней вина, мрачно подумал Югита, наблюдая за отцом сквозь щелочку в занавеси. Лицо короля было густо набелено: под белилами не так заметны синюшно-красные пятна, обычно проступающие на королевском лике после двух-трех часов обильных возлияний. Но эта стадия опьянения миновала вскоре после полудня. Сейчас, когда где-то за стенами дворцового сада ночной сторож стуком деревянной колотушки оповещал всех добропорядочных горожан о своем присутствии, лицо короля было мертвенно-бледным. Свинцовая бледность сквозила даже через толстый слой белил. К тому же наложены белила неровными пластами, кое-где краска попросту осыпалась с лица, кое-где ее от пота повело причудливыми разводами.
– Хасами! Где ты там, кишка сушеная?! Хасами!
Югита прикусил губу, чтоб не разрыдаться. Он все еще не мог привыкнуть, хоть и созерцал подобные сцены почти ежедневно. Ну, пристало ли королю белить лицо, как изнеженному придворному щеголю – да не затем, чтоб покорить сердце неуступчивой красавицы своей деланной утонченностью, а чтоб скрыть свою пьяную харю?
Молоденький слуга уже подбегал к двери, когда Югита вывернулся из-за занавеси, незаметно выскочил в коридор и изловил бегущего слугу за ухо.
– Куда, дурак? – выдохнул Югита в пойманное ухо яростным шепотом.
– Его светлость господин Хасами изволили велеть передать, что сей момент прибудут, – испуганно ответил слуга.
– Вот сам пускай о себе и докладывает, – прошипел Югита. – А если будет чем недоволен, скажи – мол, его высочество так приказали. Высочество все же рангом повыше какой-то там паршивой светлости.
Когда Югита отпустил ухо, слуга не заставил долго себя упрашивать уйти: он словно бы в воздухе растворился. Югита зло стиснул губы. Доложить, значит, велел? Ах ты, стервец, твоя светлость! Ясно же, на что рассчитывал господин Хасами. На то, что король сорвет весь свой ужасающий гнев на этом беззащитном мальчишке, а на твою долю почти что и ничего не достанется? Как бы не так. Сам прогневил, сам и расплачивайся. А что, неплохой подарочек я тебе преподнес, господин Хасами? Главное, что неожиданный.
Неожиданности, впрочем, не получилось. Поспешая по коридору, господин маг успел заметить принца. Отсутствие слуги от него тоже не укрылось. Хасами нахмурился. Югита в ответ вскинул голову и улыбнулся обворожительно-дерзкой улыбкой.
– Хасами! Хаса-ами!
Придворный маг взглянул искоса на строптивого принца, чуть помедлил, словно делая мысленную зарубку на память, и перешагнул порог королевских покоев.
Дверь затворилась.
Югите нужды не было приникать к ней ухом, чтобы разузнать, что происходит там, внутри. И так все было слышно. Поначалу никакой членораздельной речи не раздавалось – только пьяный рык и дикий грохот: судя по звукам, Сакуран швырял в своего придворного мага различными предметами домашнего королевского обихода разной степени тяжести. Судя опять же по звукам, не попал он ни разу.
– Так-то ты мне служишь? – наконец взревел король.
– Не соблаговолит ли его величество сообщить мне, о чем идет речь? – А это уже Хасами говорит. Опытным слухом Югита уловил, что звук его ненавистного голоса идет как бы сверху вниз, уходит в пол. Значит, говорит он, кланяясь. Похоже, его величество, пытаясь расплющить в лепешку своего мага, расшибся и сам – а значит, на какое-то время он безопасен. Не стал бы Хасами спину гнуть перед королем, если бы тот был в состоянии еще хоть что-нибудь кинуть.
– О чем? – заорал король. – О том докладе, который я сегодня получил! Почему ублюдок казненного изгнанника Отимэ еще жив? Почему я до сих пор об этом не знал? Почему о нем мне сообщают мои люди, а не ты, дармоед?
– Потому что я не хотел волновать ваше величество попусту, – смиренно ответил Хасами. – На сей раз я сам намерен заняться этим мальчишкой.
– Сам! – передразнил король. – Много от тебя толку, когда ты сам за дело берешься!
Из-за двери послышался грузный шлепок и тоненький визг. Югита ухмыльнулся. Переоценил Хасами королевское опьянение. Давно уже Сакуран не утрачивает по пьяному делу ни связности речи, ни былой подвижности – только память и остатки совести. Зря Хасами прошел в такой близости от пьяного короля.
– Сам ты уже натворил дел, – продолжал король. – Сам ты мне сообщил, что Отимэ представляет для меня опасность, и я его изгнал – что ж ты сам не доглядел, что в ссылке он окажется еще опасней?
– Я ведь докладывал вашему величеству, что опасен не сам Отимэ, а его дети, если они у него родятся, – сдержанно ответствовал Хасами. – Кто ж мог знать, что в ссылке-то он и женится? За опального не всякая пойдет…
Что верно, то верно, подумал Югита. Покойная жена покойного Отимэ была женщиной незаурядного мужества. Иначе побоялась бы связать свою судьбу с изгнанником.
– И разве не я советовал вашему величеству, как только сведал, что у Отимэ есть сын, покончить со всей их семейкой разом? Дурную траву с корнем вон… И ведь не я упустил мальчишку, ваше величество, а ваши люди. Те самые, что теперь имеют наглость винить меня в небрежении и доносить на меня.
