— Здесь больно? — она кивнула, — А здесь? Так какого хрена ты сорвалась в такую рань и стала изображать из себя олимпийскую чемпионку? Которой из тебя, если честно, никогда не будет. Ты уж не обижайся.
Она внимательно следила за тем, как мои пальцы прощупывают опухшее место, но потом отвлеклась на разговор:
— Мне надо. Соревнования через неделю, — она всхлипнула, — Черт, ну какие сейчас соревнования… А-а-а! Придурок, предупреждать надо!
Я с силой дернул ее ногу, а потом снял футболку, разодрал ее на ленты — благо, она и так расходилась на плече, и туго перевязал лодыжку. Джой смотрела на меня с изумлением.
— Все, — сказал я, — Можешь встать?
С моей помощью она встала.
— Что это? Перелом?
— Ага, конечно, размечталась, — съехидничал я, — Обычный вывих, только достаточно сильный. Доберешься до медиков, попросишь проверить, правильно ли я все сделал. Через дней пять будешь как новенькая. Может, даже и на соревнованиях победишь. Что? — спросил я, заметив, что Джой как-то странно на меня смотрит. Глаза у нее были даже синее, чем у Питера — цвета неба, какое бывает жарким летним днем.
— Ничего, — сказала она. И улыбнулась, — Спасибо.
Улыбающуюся Джой Чейс я еще не видел. Оказалось, у нее есть симпатичная ямочка на правой щеке, а на лбу, там, где кожу обычно закрывали волосы, сейчас убранные в косу, белел тонкий застарелый шрам. А ресницы очень длинные — и мне вдруг стало интересно, не щекочут ли они ей веки, когда она моргает. Очень глупо, я понимаю, но все равно интересно.
— Да не за что, — сказал я, с усилием отворачиваясь, — Проводить тебя до врача?
— Не надо, — сказала она, — Дойду сама.
И мы разошлись. Я остался в спортзале и долго смотрел ей вслед: она шла по коридору, прихрамывая, но все равно прямо — словно показать свою боль было выше ее сил, а потом завернула за угол, и я понял, что все это время стоял, задержав дыхание.
Она и впрямь прихрамывала последующие дни и не поехала на эти идиотские соревнования. Но огорченной не казалась — то ли нашла себе какую-то новую Великую Цель, то ли просто решила забить на все, что случилось. При встрече мы теперь кивали друг другу, не ругались на парах, но зато и почти не разговаривали вообще. Питер заметил перемены в стиле нашего общения, но вопросов не задавал. По крайней мере, мне. Если честно, я был ему за это благодарен.
Тем временем, наступал Хэллоуин, администрация объявила о проведении вечеринки и маскарада, обещали даже какую-то музыкальную группу из Чикаго, и все обсуждали событие: малышня заранее радовалась конфетам и забавным костюмам, которые шились самими участниками, ребята постарше приглашали пару на танцы и договаривались как пронести пиво мимо учителей. Я даже и не знал, что люди, которые способны умножать в уме шестизначные цифры и участвовать в международных конференциях, могут вести себя как самые обычные подростки. Даже Питер, чью разумность не надо было доказывать, обсуждал со своей буйной подружкой костюм Дракулы, который собирался усилить парой резиновых клыков и томатным соком на белой манишке. Услышав это, я долго крутил пальцем у виска.
— Питер, это глупо! Это бред, и ты сам это понимаешь, — сказал я убежденно, когда мы вдвоем шли к библиотеке.
— Брось, Чарли, — отмахнулся он, — Это ж праздник, веселиться надо! Понимаешь, нельзя быть всегда серьезными и взрослыми, иногда надо хотя бы притворяться детьми, чтобы получить…не знаю… положительные эмоции… вспомнить детство, наконец! Мы все обожаем День Всех Святых, День Благодарения, Рождество. Это нормально — быть детьми. Или ты никогда не отмечал эти праздники?
— Не помню, — сказал я.
Я и в самом деле не помнил.
Когда-то давным-давно я очень любил Рождество и Новый Год, когда на улицах идет легкий снег, повсюду стоят елки, рядом с ними пританцовывают на морозце веселые Санта-Клаусы, сверкают витрины супермаркетов, а из всех динамиков доносится непобедимая "Джингл Беллс". Я верил, что можно загадать желание, и оно обязательно исполнится в эти чудесные, волшебные дни, когда весь мир похож на игрушечный шарик с мерцающим искусственным снегом.
Беда в том, что того Чарли давно уже не существовало. Я давно уже не верил ни во всемогущего доброго Санту, ни в жутковатых, но симпатичных обитательниц Салема, ни во что либо другое. Ни во что я не верил.
— Ты прям как Джой, — сказал Питер, — Представляешь, она отказалась идти на вечеринку со всеми парнями, которые ее приглашали — даже отпугивать никого не пришлось — и заявила, что весь вечер будет сидеть в комнате и смотреть старые фильмы.
— Ну… это уж совсем радикально, — высказал я свое мнение. Но мне было приятно, что мы с Джой хоть чуть-чуть, хоть в малом, но похожи. — А я скорей всего послушаю музыку, выпью чуток пива и буду спать.
— Идиотизм, — подытожил он.
С последним я согласился вечером, когда меня возле столовой поймала Рахиль Гринберг и ошарашила вопросом:
— Ты уже пригласил кого-нибудь на вечеринку?
Прежде чем я успел ответить, что, в общем-то, туда и не собираюсь, она успела сказать в лоб:
— Если нет, то я тебя приглашаю.
Я судорожно сглотнул. Нет, я не против нее самой, Рахиль классная девчонка, умная и очень красивая, к тому же. У нее пышная грива темно-каштановых волос, огромные глаза, пикантный нос с горбинкой и вполне уже оформившаяся фигура. К тому же, она веселая и явно мне симпатизирует. Но это было… не то. Да и мне не по себе получать предложения от девушек, это не то что унижает, но заставляет себя сомневаться в своих силах, будь здоров.
— Я… Извини, Рахиль, но я не иду на вечер, — выпалил я, отчаянно краснея. Проходивший мимо Питер сделал большие глаза, я был готов поспорить, что он все слышал, — Правда… мне правда очень жаль.
Легкая сожалеющая улыбка, облако мелких кудрей — Господи, как она их расчесывает-то? — коснулось моей руки, и Рахиль скрылась в толпе только что отобедавших старшеклассников. А я так и остался стоять на месте.
— Рекомендация по поводу стиля: рот лучше держать закрытым, — посоветовал, проходя мимо, мой (и Рахиль, и Джой) одноклассник Тони Лестер. Я торопливо клацнул челюстью.
Вот черт. Черт. Черт. Черт.
Я нравлюсь девушкам — вот это новость. Конечно, Рахиль могла пасть жертвой моего непреодолимого обаяния, но, скорей всего, ей просто не с кем было пойти на праздник, и тут она наткнулась на меня. Навязчивая идея посмотреться в зеркало, чтобы убедиться, не спутала ли она меня с кем-нибудь другим, вылилась в поспешное бегство в свою комнату. Но зеркало мне не помогло: отражение было таким же нескладным, как и обычно. Вся одежда так же висела на мне как на вешалке, цветом кожи я мог поспорить с пресловутыми вампирами, на щеке был порез — следствие неудачного эксперимента с бритвой (эксперимент был первый, пробный, и, если честно, еще не нужный), а взлохмаченные черные волосы давно пора было стричь. Сходство с вампиром дополняла никак не проходящая синева под глазами. Я выглядел не то как поклонник готического рока, не то как жертва полнолуния. Так что мог даже сэкономить на костюме для Хэллоуина, обойтись и так. И что она во мне нашла? Животный магнетизм, не иначе.
