— Ну, как, мы идем?
"Куда?" — проворчала Шуллат, еще не успев отойти от разговора с братом.
— На охоту! — ее глаза горели ожиданием и нетерпением.
"На охоту…" — повторила та, подтянула к морде переднюю лапу, начав ее старательно зализывать, будто та была поранена.
— Если хочешь, возьмем с собой Хана и…
"Нет! — поспешно прервала подругу Шуши. — Мы пойдем вдвоем. Так нам никто не будет мешать, тянуть в разные стороны, и вообще… Ты готова?»
— Конечно!
"Охота жестока. Ты представляешь, что тебе придется увидеть?"
— Представляю, представляю! — она чувствовала себя лишь в шаге от столь страстно желаемого! Ее душа трепетала, лицо светилось радостью. Боясь, что подруга в последний миг передумает, она поспешно продолжала: — Да не бойся за меня! Вот, — она вытащила из рукава длинный острый нож, спеша показать его подруге, — я знаю, как с ним обращаться! Отец учил меня. И я смогу постоять за себя!
"Хорошо… — волчица устремила на подругу пристальный взгляд, пронзая им насквозь, заглядывая в самую душу. — Раз так, запоминай: ты будешь во всем меня слушать и если я скажу — беги, ты побежишь, а не станешь спрашивать, почему и куда".
— Я согласна на все!
"Мы не будем далеко уходить от каравана, и если по близости не окажется добычи, вернемся назад ни с чем".
— Ладно, — она готова была согласиться на любые условия.
"Когда воротится твой отец?"
— Утром. Он сегодня ночью в дозоре, — все так замечательно складывалось! — Мы пойдем прямо сейчас?
"Да", — Шуши не стала объяснять, что, если они не поспешат, то им вряд ли удастся осуществить задуманное, когда Хан, несомненно, расскажет обо всем Шамашу. Конечно, хозяин добр. Но на этот раз наказания не избежать… Волчица тяжело вздохнула:
"Ну, ничего, ничего, — успокаивала она себя, поглядывая на сиявшую от счастья подругу, — главное, чтобы ей было хорошо. Раз она хочет убежать в снега — лучше со мной на охоту, чем с тенями неведомо куда…»
"Оденься потеплее, — Шуллат повернулась к девочке. — Не забудь варежки".
— Я возьму с собой нож! — проговорила Мати, убирая клинок обратно, в рукав.
"Как хочешь, — Шуллат не стала возражать, хотя и была уверена: что бы там ни случилось, девочка не успеет им воспользоваться. — Прихвати немного еды и…»
— Я уже все собрала, — она достала из-под одеяла небольшую кожаную сумку. — Здесь хлеб, сахар, вода, сало на тот случай, если будет очень холодно и у меня замерзнет лицо…
"Ноша не должна быть тяжелой, — подозрительно глянув на сумку, волчица чуть наклонила голову. — Ладно. Жди меня здесь. Я разнюхаю все вокруг и вернусь за тобой", — и она выскользнула наружу.
Ее не было всего несколько мгновений, которые, однако, показались сгоравшей от нетерпения Мати длиннее вечности.
"Сейчас, — на миг запрыгнув в повозку, проговорила волчица, еще раз внимательно оглядев подругу, спеша убедиться, что та не забыла ничего важного, вроде шарфа или шапки. Осталось лишь дать последние наставления. — Старайся быть незаметной, не попадайся никому на глаза, а если тебя кто-нибудь все-таки увидит и окликнет, не поворачивайся, не отзывайся, и вообще, делай вид, что выполняешь какое-то важное поручение. Поняла?"
— Поняла, конечно, поняла!
"Тогда вперед!"
Под покровом вечерней дремотной полумглы они, никем не замеченные, покинули караванную тропу и устремились в распростертые объятья снежной пустыни.
Душа девочки трепетала от счастья. Мати никогда не испытывала ничего подобного. Казалось, что она несется на крыльях ветра, не касаясь снежного полотна. Да и не снег вовсе был у нее под ногами, совсем нет — нечто иное, легкое, пушистое, как дорогой мех белых пустынных лис.
На небе, выйдя из-за серого облака, за которым она притаилась на несколько мгновений, давая беглянкам скрыться, сияла огромная бледноликая луна, проливая на землю магический свет, под которым все вокруг изменялось, уходя за грань яви, в мир сказок, фантазий и снов. В его лучах в недрах земли зародилось собственное серебряное свечение, которое окутывало все вокруг ореолом, столь ярким, что он слепил глаза. Легкий, игривый ветерок, скользя среди барханов, теребил их седые косматые космы, накручивал бороды и усы. Горизонт лежал от края земли и до края, обводя мир кругом безликих границ между черным звездным небом и белоснежной землей, безмятежную красоту которой не портили ни серые, слепые раны повозок, ни шрамы, оставляемые полозьями, ни рябь следов ног. Мир был совершенен в своей нетронутой красе.
Мати на мгновение остановилась. Ее сердце быстро колотилось в груди, приоткрытые губы не могли сдержать вздоха восхищения, широко распахнутые глаза оглядывали все вокруг, не узнавая знакомый от рождения мир, удивляясь тому сказочному незнакомцу, каким он предстал перед ней в этот мир.
"Вот она, свобода!" — донесся до девочки мысленный шепоток волчицы. Глаза Шуши горели, поднятый к небу нос принюхивался к ветру, губы подрагивали, трепетали так, словно волчица ловила вздохи лунного духа.
— Свобода! — повторила девочка, вбирая в себя те чувства, которые охватили ее четвероногую подругу, спеша разделить их, принять в свое сердце и, прочувствовав, запомнить навсегда.
"А теперь бежим, бежим! Нас ждет самая восхитительная из ночей, которых ты когда-либо знала!" — и, сорвавшись с места, волчица, стелясь золотой тенью по снегу, побежала в сторону горизонта, увлекая за собой девочку.
Шуши то уносилась далеко вперед, проверяя дорогу, прочерчивая безопасную тропку на лике пустыни, то, оглядываясь на Мати, некоторое время стояла, ожидая ее, то вновь срывалась с места, но не для того, чтобы убежать еще дальше в снега, а, наоборот, возвращаясь к девочке. Обегая ее вокруг, она разбрасывала лапами снег, заметая следы, чтобы никто не смог пройти за ними следом.
Но Мати, глядевшей на нее со стороны, казалось, что та просто играет, став, властью госпожи снегов, вновь маленьким волчонком, веселым и непосредственным. Улыбка не сходила с губ девочки, глаза лучились весельем. Никогда прежде ей не было так легко и беззаботно.
Она бежала по снежному насту, не замечая усталости, не чувствуя холода, ни о чем не думая и, может быть, потому не испытывая никакого страха перед миром, в который она все глубже и глубже погружалась.
"Тш-ш", — еще мгновение назад беззаботно кружившая, гоняясь за собственным хвостом, волчица вдруг припала к снежному бархану, глядя вспыхнувшими зеленым пламенем глазами на что-то, скрывавшееся за ним. Она напряглась, приготовилась к прыжку. Весь ее вид говорил: где-то рядом добыча.
Мати послушно остановилась, легла в снег рядом с подругой. Но, как она ни старалась, присматриваясь к распростертым перед ней как на ладони снегам пустыни, как ни принюхивалась к дыханию ветра, так никого и не заметила.
