Приглядевшись, я понял, что толпа-то как раз была совершенно из ряда вон выходящая. Такой плотной концентрации сияющих глаз на квадратную единицу трактирной площади мне еще никогда не доводилось видеть! Я-то уже привык, что в любом трактире меня окружают симпатичные, но осоловевшие от сытости рожи счастливых обывателей столицы Соединенного Королевства. Разве что в «Джуффиновой дюжине» у ворчуна Мохи собирается совершенно особенная публика, но там слишком мало столиков, чтобы произвести нужный эффект…
— Грешные Магистры, Макс, и тебя сюда занесло!
Впервые в жизни я стал свидетелем настоящего, неподдельного изумления на невозмутимой физиономии Лонли-Локли.
— Видишь ли, Шурф, ты уже столько раз меня удивлял до глубины души, что я решил отплатить тебе той же монетой, — улыбнулся я. — Неужели у меня получилось?
— Получилось, — лаконично подтвердил Лонли-Локли.
Впрочем, его лицо уже успело принять обычное бесстрастное выражение. Знай я его чуть хуже, непременно решил бы, что мне померещилось.
— Хорошее местечко! — одобрительно сказал я. — Особенно физиономии. Андэ, скажи мне: неужели все эти господа — поэты?
— Почти все. В том числе, самые лучшие. Не только какие-нибудь крестьяне от бумаги… Ну и еще истинные любители поэзии, такие, как сэр Лонли-Локли.
— И такую публику здесь можно застать каждый день? — обрадовался я.
— Еще и не такую!.. Но обычно здесь не так людно. Сегодня у нас большие чтения, своего рода поэтическое состязание. Это происходит в новолуние — такова традиция этого места. Так что вам повезло.
«Состязание»?! И в чем это выражается?
— Ну, на самом деле, каждый желающий просто читает свои новые стихи. А так называемые «состязания» состоятся позже, когда все напьются и начнут бить друг другу морду. Это закономерно: на определенной стадии опьянения талантливым людям обычно бывает нелегко прийти к взаимопониманию, — менторским тоном объяснил Лонли-Локли.
Я изумленно покачал головой: сэр Шурф, однако, разошелся! Не иначе как место тут, и правда, вдохновенное…
Тем временем один из присутствующих подошел к стойке и начал что-то декламировать. Я не смог разобрать ни слова: в трактире было довольно шумно.
— Может быть, нам следовало сесть поближе? — спросил я. — Лично я ничего не слышу. А вы?
— Было бы что слышать! — Андэ надменно вздернул подбородок. — В начале вечера выступают случайные люди. Ну, вы знаете, такие мальчики, которым вчера вечером, за бутылочкой «Джубатыкской пьяни», впервые в жизни удалось срифмовать три с половиной слова… Когда выйдет кто-нибудь из мэтров, станет очень тихо. Это довольно тонкий момент: тут нужно вовремя впилить, когда прекращать беседу и начинать слушать! Но обычно все впиливают…
— Грешные Магистры, еще одно знакомое лицо! — изумился я.
В дверях «Трехрогой луны» появился сэр Скалдуар Ван Дуфунбух, наш, так сказать, «патологоанатом».
— А сэр Скалдуар здесь давний посетитель, — уважительным тоном сообщил Андэ. — Когда я пришел сюда впервые, лет тридцать назад, у него уже был свой постоянный столик. Старик ничего не пишет, но как он впиливает! Полный конец обеда! А откуда вы его знаете, Макс?
— Как это «откуда»?! Он же работает в Доме у Моста!
— Вы хотите сказать, что этот джентльмен — обыкновенный грыз?! — Бедняга Андэ был в шоке.
— Ну уж «обыкновенным» его вряд ли можно назвать… Он — Мастер Сопровождающий Мертвых. Старик осматривает покойников, которые имели неосторожность попасть в наше заведение, — объяснил я.
— Специалист по дохликам, которых находят грызы? — Андэ быстро конвертировал информацию. — Лихо!
— Ты бы все-таки завязывал со своими юношескими фобиями, дружок! — вздохнул я. — Сил моих больше нет объяснять тебе, что среди столичных полицейских попадаются славные ребята…
— А что я должен «завязывать»? — озабоченно переспросил Андэ. — Что-то я не впиливаю…
Мне оставалось только смеяться: благодаря нашим с Андэ беседам сленговые словечки разных Миров переплетаются самым причудливым образом!
Тем временем сэр Скалдуар Ван Дуфунбух с достоинством прошествовал по переполненному залу. Добрался до столика по соседству с нашим, где и приземлился, приветливо с нами поздоровавшись.
— Оказывается, сэр Андэ не только один из лучших поэтов нашего времени, но и великий пропагандист! — заметил он. — Скоро в «Трехрогой луне» будет собираться весь Тайный Сыск. И только непоколебимый сэр Халли останется сидеть в «Обжоре» в гордом одиночестве…
— Вы его еще не знаете! — возразил я. — Джуффин составит график дежурств, и мы будем вынуждены ходить с ним в «Обжору» по очереди. Он же настоящий тиран!
Впрочем, отшутился я почти машинально. Честно говоря, я был потрясен до глубины души: сэр Скалдуар без намека на иронию назвал Андэ «одним из лучших поэтов нашего времени» — кто бы мог подумать! А я-то до сих пор полагал, что парень, мягко говоря, преувеличивает свои литературные таланты. И ни разу не потрудился внимательно вслушаться в его пьяное бормотание (до сих пор Андэ решался декламировать стихи в моем присутствии, только напившись до полной утраты человеческой формы). Боюсь, в глубине души я испытывал идиотскую, наивную уверенность, будто гениальный поэт непременно должен быть высоким, стройным и красивым, с огненным взором, окруженный ореолом таинственности. И, желательно, кристально трезвым. Глупо, конечно…
Тем временем в трактире наступила полная тишина. Это случилось внезапно, словно бы некоему невидимому режиссеру вдруг взбрело в голову нажать на кнопку и выключить звук в этой точке Вселенной. Возле стойки застенчиво топтался какой-то симпатичный седобородый дядька.
К слову сказать, его облик почти соответствовал моим дурацким представлениям о великих поэтах: высокий, стройный, красивый. Вот только никакого «ореола таинственности» там не было и в помине, а «огненный взор» если таковой имелся в наличии, скрывался за стеклами очков… Зато стихи у него были колдовские — мне и не снилось, что нечто подобное можно услышать в переполненном трактире, в двух шагах от Площади Зрелищ и Увеселений, и вообще на этом свете! Разве что в каком-нибудь специальном раю для любителей поэзии…
Потом, в течение вечера, благоговейная тишина, свидетельствующая о том, что происходящее заслуживает внимания, наступала еще несколько раз, но стихи остальных мэтров не затронули никаких таинственных струн в моем организме. Возможно, у меня просто не осталось душевных сил: они были растрачены за один присест. Этот седобородый скромник душу из меня вытряс!
