— Артуа, я еще относительно молод, но даже за свою не столь длинную жизнь я видел столько самодурства благородных дворян, которые устраивали из своих владений настоящие вертепы, что твое скромное желание просто теряется на их фоне. Представляешь, некоторые даже вводили право первой ночи, как будто на дворе не просвещенный тридцатый век, а дикий двадцать пятый или вовсе двадцать первый, ссылаясь на то, что законодательно это право еще в силе.
Даже если бы ты потребовал у управляющего, менять служанок каждую неделю или каждый день, то и в этом случае мне нечем было бы тебя упрекнуть, это твои земли, твои люди, твои правила. А насчет Камиллы, ты же не собираешься на ней жениться? Если нет, то и говорить не о чем.-
Нет, жениться на ней точно не собираюсь и дело даже не в том, что Камилла простолюдинка, в конце концов, я и сам не могу похвастать своей длинной родословной…
Конечно, мне с ней очень хорошо в постели, очень. Но у меня и раньше было достаточно много женщин и не помню, чтобы с кем-то из них мне было плохо, и что же, на всех жениться?
Да уж, если судить по календарю, задерживается здесь развитие цивилизации…
Я слышал, что во многих странах до сих пор существует рабовладение, притом, что технически мир находится на уровне семнадцатого, минимум шестнадцатого века Земли. Не везде и не во всем конечно, но все же.
Оба селения и Кривичи и Малые Луки являлись собственностью имения Стенборо, соответственно, как и жители, в них проживающие. Естественно, продавать людей нельзя, ни оптом, ни в розницу и можно даже получить относительную свободу, как например Шлон, отслуживший в егерях положенное число лет или принимая участие в акциях, проводимых государством по заселению пустующих земель.
Но и в этом случае не все так просто.
Казалось бы, пришел на новую землю, строй себе жилище, паши, размножайся, но стоило образоваться селению, как оно тут же находило себе собственника, либо в лице государства, либо попадало в частные руки одного из представителей знати. В городах проще, но и там далеко не демократия. Можно еще и выкупить себя, заплатив местному владетелю.
А дальше что? Все земли, кроме незаселенных окраин, имеют хозяина, не зайдешь же в любую деревню и не скажешь, я поживу тут у вас, дом себе построю, поле вспашу, вообще-то это земли барона де Койна, но мне плевать на него, я сам по себе.
Остается только в город перебираться, но и там нужно определиться, где жить и на что жить.
Так это все выглядит в общих чертах, а в частностях я и сам еще толком не разобрался.
Доктор Фройн Цаннер оказался человеком среднего роста в возрасте за сорок, с аккуратно подстриженной бородкой и усами. Встретил он нас с Прошкой чуть настороженно, что и понятно, явился хозяин, кто его знает, чего от него ждать.
Вслед за нами вошла женщина, держа за руку мальчонку лет восьми, девяти, беспрестанно тершего красный распухший глаз. Доктор провел обоих в одну из трех комнат дома, служивших ему кабинетом.
Дом и состоял то всего из трех комнат, спальни, кабинета, и той, в которой мы находились, служившей гостиной. Кухня по местному обычаю, связанного с теплым, почти жарким климатом, находилась на небольшом подворье. На дворе имелся еще и навес от дождя, заменяющий конюшню. Там же стояла и повозка о двух колесах со складным верхом, здорово напоминающая пролетку из моего мира.
Необходимая вещь, ведь Цаннеру приходится обслуживать оба селения и выезжать к больным в поля и леса.
В самом доме во всем остро чувствовалось отсутствие женской руки. Тысячи мелочей прямо кричали об этом. В доме холостяков, как правило, либо неуютный бардак, либо неуютная стерильность. Только женщина способна парочкой занавесок, несколькими безделушками и, пару раз передвинув шкафчик, создать тот уют, после которого жилище сказочным образом превращается в дом, в который хочется вернуться.
Наконец Цаннер закончил и прошел к нам. Мы посидели некоторое время, помолчали.
Настороженность доктора не пропала, он все еще не понимал, что нам нужно.
— Скажите, господин Цаннер, как Вам здесь работается? Есть какие-нибудь просьбы или проблемы, решить которые мы сможем Вам помочь? -
Цаннер пожал плечами.
— Как будто бы нет, господин де Койн. Разве что… — Цаннер секунду подумал, потом махнул рукой — сам разберусь с этим-
— Хорошо, в таком случае поведайте мне, что за неприятности случились у Вас в столице, после которых Вам пришлось перебраться в самую сельскую глушь? Согласитесь, мною движет совсем не праздный интерес, я о Вас ничего не знаю, а вдруг Вы самый настоящий маньяк, которому нравится резать на части живых и здоровых людей, прикрываясь именем науки? -
Цаннер насупил брови, не решаясь пуститься в объяснения, затем как в воду нырнул, решившись.
— Я считаю, что большинство болезней приносят нам невидимые существа, которые вокруг нас великое множество — и замолчал, дожидаясь ответной реакции.
— Эка невидаль — заявил я ошеломленному доктору, ожидавшему нечто иное — Не такие уж они и невидимые, я Вам сам их как-нибудь покажу. Они очень маленькие, эти самые Ваши существа и увидеть их невооруженным глазом невозможно, только и всего. Позже, когда мы наладим производство оптических приборов, Вы и сами сможете на них полюбоваться и другим показать.-
Цаннер даже вскочил на ноги и попытался что-то произнести, но получилось у него нечто невнятное. Впрочем, я ожидал подобной реакции и постарался ему помочь.
— Давайте договоримся сразу. Сейчас я постараюсь выложить Вам все, что знаю о медицине, но предупреждаю, что я человек от нее очень далекий и никаких объяснений и подробностей дать Вам не смогу, только голые факты. И не перебивайте меня, пожалуйста, в этом нет никакого смысла. Что-то Вы знаете и без меня, о чем-то догадываетесь, кое-что услышите впервые, и почти наверняка, что-то приведет Вас в шок.
Поверьте на слово, медицина в моих краях так продвинулась далеко вперед, что операции, например, по пересадке сердца от одного человека другому, стали если не обыденностью, то повседневной реальностью. Проблема у нас состоит не в самой операции, а в достаточном количестве сердец, пригодных для пересадки. Итак, еще раз прошу не перебивать меня.-
Цаннер послушно кивнул головой, но в глазах его явно читалась легкая ирония, говорите, говорите, я послушаю, глядишь, и услышу чего забавного.
Я безжалостно стер малопонятные записи с грифельной доски, висевшей на одной из стен, и взял в руки кусочек мела. Цаннер видимо имел обыкновение записывать на ней мысли, внезапно пришедшие в голову, но ничего, то, что я ему скажу не менее важно.
