Опершись на руки, Феррис навис над столом. Энтони знал, что через несколько минут выпрямится, вскинет голову и отдаст очередной приказ. Перед тем как у него начался роман с Дианой, подобное случалось часто: Феррису либо казалось, что ему преградили путь, либо что его не воспринимают всерьез, либо он ловил себя на том, что не может понять, куда ему лучше двигаться дальше. Тогда он останавливался, всё обдумывал и принимал верное решение. Да, он дракон-канцлер. Он известен, им восхищаются, спрашивают его совета, обращаются за помощью. Бэзил Холлидей доверяет ему и наверняка выручил бы его, если б Феррис этого захотел. Уставившись в одну точку, Энтони услышал свой собственный хриплый смех. Ну да, правильно, поступи как все остальные, отправься к Холлидею, поведай ему о своих заботах, увязни, словно муха, в паутине сочувствия, променяй Диану на Бэзила… Нет, так власти не добьешься. Надо быть хладнокровным, не идти на компромиссы и самому ставить условия. Большинство людей ничем не отличались от Горна: ими не грех вертеть сообразно желаниям. Вот Холлидей, тот крепкий орешек, но и таких, как он, можно обмануть, а потом выбросить за ненадобностью. Феррис вздохнул и покачал головой. Как жаль, что всеми этими людьми нельзя просто пренебречь.
Феррис подумал, что впереди длинный день, и решил последовать примеру герцогини. Он вышел из кабинета и спустился в спальню, где закутался в толстый халат. Приказав развести огонь пожарче, Энтони устроился возле него с книгой и вазой с орешками, распорядившись отвечать — если будут спрашивать, — что его нет дома.
* * *
Сидевшему в тюремной камере Ричарду Сент-Виру казалось, что время тянется очень медленно. У него болела голова, говорить было не с кем, да и думать особенно не о чем. Решив, что день прошел впустую, мечник расположился поудобнее, насколько это позволяли обстоятельства, и с заходом солнца уснул. На следующее утро ему стало известно о предстоящем суде.
Славный молодой нобиль уже успел рассказать Ричарду все, что мечнику было нужно знать о грядущем допросе. Ради этого нобиль, которого звали Кристофером Невилльсоном, приехал прямо от Бэзила Холлидею в тот же день, когда мечника доставили в Старый форт. Ричарду молодой аристократ очень не понравился. Мечник понимал, что у него нет никаких причин питать к Кристоферу неприязнь, однако ничего не мог с собой поделать. Кристофер распорядился освободить руки и ноги Ричарда от оков, выразив смятение и ужас по поводу состояния, в котором Сент-Вира оставил Дозор. Впрочем, сам мечник об этом не слишком переживал. Ссадины и кровоподтеки со временем заживут — если, конечно, им дадут на это время. Да, тело ужасно одеревенело, однако кости были целы — ни переломов, ни трещин.
Помощник Холлидея выглядел чересчур важно, его лицо дышало бодростью. Манера говорить, растягивая слова, присущая городской аристократии, в его устах казалась дефектом речи, от которого ему никак не удается избавиться. Кристофер сообщил Ричарду, что сначала при закрытых дверях его допросит собрание важных лордов, чтобы определить степень вины мечника в смерти лорда Горна. Лордам требовалось узнать, имелся ли у мечника заказчик. На основании полученных сведений им предстояло принять решение — либо рассматривать дело в Суде чести, либо передать Сент-Вира гражданским властям как убийцу.
— Законов, оговаривающих использование мечников, очень мало, — пояснил Кристофер, — поэтому, если у вас есть контракт, он пришелся бы очень кстати.
— Я не работаю по контрактам, — холодно ответил Ричард, взглянув на нобиля из-под опухших век. — Это должно быть вам известно.
— Я… да… — промямлил лорд Кристофер, после чего сообщил, что Ричарду придется под присягой ответить на вопросы и письменные показания, данные против него.
— А те, кто показал против меня, на суде будут? — спросил Ричард.
— В этом нет необходимости, — ответил лорд Кристофер. — Их слова уже засвидетельствованы подписями двух нобилей.
То и дело Кристофер спрашивал, понятны ли его объяснения. Ричард каждый раз отвечал утвердительно. Наконец славный молодой нобиль ушел.
С утра пораньше Ричарду прислали парикмахера, который его побрил и постриг, — оказалось, что прошлым вечером в город прибыл герцог Карлейский и суд пэров соберется в полном составе. Мечник покорно подставил шевелюру под ножницы, но, когда парикмахер взялся за острую бритву, Сент-Вир попросил разрешения привести себя в порядок самостоятельно, заявив, что в противном случае предстанет на суде заросшим щетиной. Наконец ему разрешили побриться самому, но предварительно его окружили охранники, которые с мрачным видом следили, чтобы он не перерезал себе горло.
Предстоящего суда Ричард ожидал с интересом. В прошлом, когда ему доводилось убивать лордов, нанявший его нобиль всегда защищал себя в Суде чести сам, поэтому Сент-Вир там даже не появлялся. Это обстоятельство являлось одним из тех, которые мечник принимал во внимание, подбирая себе заказчика. Суд чести всегда проводился за закрытыми дверьми под наблюдением и руководством Внутреннего совета. Мечники, которых туда вызывали, впоследствии толком не могли описать свои впечатления: то ли они старались напустить на себя таинственный вид, то ли судебные разбирательства сбивали их с толку, а может, дело было и в том, и в другом. Ричард подозревал, что на Суде чести редко звучала правда, — ключом к успеху являлось умение того или иного лорда ею играть, представляя ее в выигрышном для себя свете. Именно поэтому Сент-Вир выбирал себе патронов, обладающих подобным талантом, предпочитая их заказчикам, предлагавшим контракты, в которых факт «невиновности» мечника закреплялся письменно. Кроме того, мечник любил конфиденциальность.
Мечник ощутил легкое сожаление — ему следовало обойтись с лордом Кристофером чуть помягче и задать еще парочку вопросов. Впрочем, это уже неважно, вскоре он сам узнает все о суде. Он ждал его с легким сердцем. Мечнику не составляло особого труда размышлять о будущем — в отличие от прошлого. Ричард знал об ошибках, которые совершил, и этого ему было довольно. Возвращаться к ним снова он считал занятием бесполезным и малоприятным. Сент-Вир решил, что, если останется жив, отыщет в Приречье тех, кто дал против него показания. Теперь он понимал, почему Катерина так нервничала во время их роковой встречи. При этом она не могла поступить с ним так сама, по своей воле — ее наверняка запугали. Теперь он не в силах ей помочь.
Упрямо сжав зубы, Ричард потянулся и быстрым шагом стал ходить взад-вперед по камере. Он не знает, что его ждет впереди, но запускать себя нельзя. Избитое тело ломило и ныло, но он уже давно научился не обращать внимания на боль. Камера казалась мечнику не такой уж плохой — здесь было светло, и к тому же имелась кровать, прикрученная к стене. От полученных побоев и долгих часов без движения он почувствовал усталость, но ему не слишком хотелось ложиться на жесткую постель.
