Window Dark - Время Красной Струны

— Почему? — прошептал я, а слёзы вдруг выступили на глазах, и стоило огромного труда удерживать их в уголках.

— Потому что ты никогда ей не понравишься. Ни единого шанса.

— Я докажу! — горячо заспорил я, вспоминая лекцию по этике и психологии семейной жизни. — Узнаю, что ей интересно. Буду таким, как ей интересно…

— Бесполезно, — оборвала Электричка. — Не буду ничего расписывать. Скажу коротко. Лет десять назад на моём пути попался парень, влюбившийся в альпинисточку. Она так мечтала влезть на Эверест. Ты не представляешь, как сильно он любил. Силы хватило как раз на то, чтобы в одну ночь вырвать этот далеко не маленький горный пик из Гималаев и перетащить к самому городу, где в одном из окраинных районов жила Она.

— И они влезли на гору вместе, — догадался я. — А что потом?

— Никто никуда не влез, — медленно возразила директриса. — Он притащил Эверест. Но её уже вполне устраивала крыша самой обычной девятиэтажки, куда можно забраться с тем, кто ей дорог. А дорог ей был, как ты, наверное, успел сообразить, совершенно другой парень. Так что наш герой, так и оставшийся неизвестным, не приобрёл ничего, кроме разочарования и проклятий многочисленных сил, которым пришлось уволакивать Эверест обратно и в срочном порядке устранять следы внепланового приключения. Ты не сможешь притащить Эверест. Но тебе и не надо. Уже не надо.

— Кому какое дело до моего будущего, — разозлился я. — Будущее зависит только от меня. Будущее не может быть предсказуемым.

— Верно, — маленький кивок и улыбка, получившаяся почти доброй. — Твоё будущее предсказуемо только, если ты спустишься в подвал. Ну посуди сам, если ты спрыгнешь с пятого этажа или кинешься под трамвай, предсказуемо ли то, что случится после прохождения тобой точки необратимости? Подвал для тебя — это тот самый трамвай. Или пятый этаж. Нет подвала — нет предсказуемости.

— Тогда что?

— Я думаю, — холодное сияние затопило угасающие угли в глазах Электрички, ты останешься разумным мальчиком. Повернёшься спиной к двери и отправишься вон к той лавочке, где тебя дожидаются друзья. Тебя со всей многовариантностью будущего.

— Ждут? — удивился я. — Но что я скажу им, если они спросят, почему мы не можем снова спуститься в подвал. Ведь спросят же! А ещё спросят, что я нашёл за дверью.

И кто тянул меня за язык?!!!

— О-о-о! — протянула Электричка. — Так ты, дружок, успел побывать за Дверью. А раз Красная Струна цела, тест тобою не выполнен. Следовательно, наказание возрастает. Спустишься в подвал… Запомни меня хорошенько. Если ты спустишься в подвал, печать заклятия навечно останется на тебе. И знаешь какого? Всю жизнь тебя будут любить лишь те, кто тебе нисколечко не нужен. А те, кого ты полюбишь, либо станут избегать тебя всеми силами, либо ты не удостоишься ни малейшего знака внимания с их стороны.

— Но ведь осталось меньше двух дней!

— Кому?

— Мне, Эрике, всему миру!

— До чего?

Я замялся. Я не знал — до чего. Просто догадывался, что радости это никому не принесёт. Разве что Электричке. Только она тогда будет далеко отсюда.

— Ты в это веришь?

Я промолчал. Я не верил. Я не мог поверить. Как не мог поверить тогда, в козлиной игре, за шаг до финала, что меня просто выкинут с дистанции.

Внутри головы словно скользнул сквознячок.

— Вот и не верь, — и Электричка, мягко сдвинув меня в сторону, устремилась вниз по лестнице. Я напряг слух, надеясь всё-таки различить её шаги. Но те потеряли звуки ещё перед порогом.

Моя команда, действительно, обреталась на указанной лавочке. Нельзя сказать, что меня ждали. Когда я их увидел, все трое сладко спали. В центре сидела Инна откинувшись на полукруглую спинку, собранную из плотно подогнанных друг к другу реечек. Голова её запрокинулась в небо, шея незащищёно белела. Эрика устроилась, изящно подогнув ноги под себя и склонив голову к груди. Колька свернулся калачиком, зажав руки между колен.

Хотя, ждали они бесспорно. И именно меня. Иначе ничто не мешало бы им спокойнёхонько отправиться домой и блаженно отключиться, закутавшись парой одеял, а не корячиться на жёстких досках. Мой взгляд перебегал с Инны на Эрику и неизменно притормаживал на Сухом Пайке. Я не мог врубиться, как ему удалось заснуть, учитывая, что его голова покоилась на бетонном подлокотнике. Умеют же люди засыпать. Я чуть не иззавидовался, потому что и сам бы поспал минут так сто двадцать, да сна ни в одном глазу то ли от холода, то ли от излишних переживаний.

Переживания всегда глубоки и основательны, когда пропитываешься ими в одиночку. Совсем другое дело, поделить их между друзьями и близкими, ещё не догадывающимися, какая куча неприятностей грозит навернуться на их плечи в следующую секунду.

Я потоптался ещё полминуты в раздумьях о том, какими словами разъяснить народу всю никчёмность предстоящих попыток подвального штурма. Пронизывающий холод напомнил мне о полярных морозах и подтолкнул к активным действиям.

Осторожно погладив Инну по шее и ласково толкнув Эрику в мягкое, как подушка, предплечье, я оторвался на Кольке, возвращая его в мир богатырским потряхиванием. Колька оторопело раскрыл глаза и уставился на меня так, словно перед ним стоял марсианин.

— Куба, — его губы разлепились и прошлёпали моё имя.

— Куба, — воскликнула Инна. — А где кошки?

— Кошки-то, — я многозначительно усмехнулся, предлагая слушателям самостоятельно додумать все перипетии моего победного сражения. — Нету кошек, мои глаза осторожно косили на молчаливую Эрику, обхватившую плечи бледными ладонями. — Чистая работа, — я гулко похлопал себя по бокам. — Гляньте, ни единой царапинки.

— А что за дверью? — с напряжением спросила Эрика, когда наши глаза ненароком встретились. — Ты нашёл Красную Струну? Ты разорвал её?

— Без нас! — ахнул Колька.

— Не то чтобы разыскал, — пришлось признаться мне. — Просто там, за дверью, завалы. Хрен пройдёшь, в общем. Я потыкался, да вернулся.

— Значит, всё напрасно, — в словах сквозил не вопрос, а утверждение.

Я угрюмо промолчал.