- Вижу, что владыка не воспринимает меня всерьёз, - раздосадовано покачал головой некромант. – Запомни, человек, никогда некромант не выдаст секреты ремесла тому, кто не готов их принять, точно так же как никогда не расскажет о… коллегах. Твоё предложение, владыка, мне не интересно, но может быть, тебя устроит моё предложение?
- Уведите! В самую холодную темницу его! – выкрикнул эльф, вновь наливая себе вина.
- Минутку, господин Миоф, хочу немного повеселить наших гостей, - остановил эльфа Свен. – Давай, некромант, выкладывай! Какие там у тебя условия? Смешно послушать.
- Условия мои просты и справедливы. Оплот оставляет в покое мои земли. Именно мои, ибо я захватил их ещё до того, как Оглфир перешёл под вашу стопу, - из зала послышались тихие смешки, владыки же сохраняли наигранное спокойствие, негоже смеяться в лицо гостю, хоть и пленному. – С моей же стороны обещаю, что не причиню вреда ни одному жителю Оплота да и вообще никому. Всё что мне нужно, я уже получил, теперь, взамен на покой, я гарантирую покой и вам. Ну и, конечно же, вы меня отвезёте обратно в мои владения, но в условиях более комфортных, чем привезли. Буду не против, если сопроводителем назначат сэра Элиота.
К моменту окончания речи невозмутимого некроманта, весь зал захлёбывался от смеха. Его наглости удивлялись все, и даже владыки позволили себе посмеяться от души. Когда же буря веселья стихла, слово взял господин Свен.
- Смешной ты, некромант. Думал я, что ты страшный, а ты смешной. Вот скажи, зачем нам принимать твои условия, когда мы можем просто отобрать твою землю? Армию мёртвых мы спалим, орден нам поможет, ведь так, сэр Элиот?
Паладин кивнул, а владыка продолжил.
- Маги восстановят, поруганный тобой, плодородный край, и всё пойдёт своим чередом. Мир продолжит жить, но… без тебя. На что ты надеешься, дурачок?
- Надежд я не питаю, - некромант внимательно следил за смеющимися глазками господина Свена, - вместо них, предпочитаю просчитывать действия наперёд. Уверенность куда приятней надежды. Видишь ли, владыка, до того как ко мне прибыл достопочтенный сэр Элиот, мои слуги заразили чумой все городские колодцы, осквернили чумой посевы. И пока я ждал вашего визита, чуму сдерживал, хотя она уже давно живёт в телах сотен граждан Оплота. Но три дня назад наивные патриархи святого ордена отняли у меня магический дар, и чума, больше не сдерживаемая магией, начала разъедать тела заражённых. В городе уже есть страдающие первыми признаками болезни, но они об этом не подозревают, думают на простуду или ещё на что-нибудь безобидное. А через день-два эта так называемая простуда заберёт много жизней. И понесётся по всему великому Оплоту мор. Остановить заразу сможет только смерть всех-всех жителей великого королевства. Так что, чем быстрей я вернусь к себе в замок, тем раньше начну укрощать мор, который обязательно начнётся, пока я буду в пути. Но моим верным слугам будет под силу свести болезни людей на нет. Возможно, никто не успеет умереть. Если я не вернусь, Оплот покроется дымом чумных костров. Решать тебе, Свен. Что ты выберешь: предпочтёшь пойти на поводу своей ненасытной жажды власти и отнимешь мои земли, после чего неминуемо потеряешь всё что имеешь, либо засунешь свою гордость в задницу во благо народа. Для хорошего правителя выбор очевиден.
Наблюдать за изменяющимся выражениями лиц собравшихся было истинным удовольствием для некроманта, он смаковал каждое слово и запоминал всё что видел, чтобы потом прокручивать это в памяти и греться.
- Ты блефуешь, - сдавленно выдавил Свен, затем от души прокашлялся.
- А ты боишься. Хотя в плену я, а не ты.
Господин Свен прокашлялся и встал, самообладание быстро вернулось к владыке, набрав в лёгкие побольше воздуха, он твёрдо заявил:
- Оплот не станет заключать союзов с силами тьмы, не пойдёт на попятную и не допустит поблажек! В наших руках сосредоточены лучшие маги и лекари. Даже если ты сказал правду, мы легко погасим чуму сами, но никогда, слышишь, никогда мы не будем сотрудничать с тем, кто поднимает труппы из могил и мучает их мерзкими опытами!
Речь господина Свена была в первую очередь направлена на воодушевление сникших подданных, в их глазах дрожал страх, никто не усомнился в словах пленного.
Некромант выразительно взглянул на кусок мяса, зажатый в кулаке владыки.
- Ну, я хотя бы их не ем.
- Посадить под замок! - сдерживая злобу, приказал страже Свен. - Не кормить, не поить! Утром начать допрос.
Некроманта потащили к выходу, группа сопровождения, прибывшая вместе с ним, покидала зал.
- Хреновый ты владыка, Свен! – успел выкрикнуть некромант, прежде чем закрылась дверь. – И магов хвалёных погубил и лекарей. И народ. Если до утра не передумаешь – всё будет кончено.
Дождавшись пока пленного уведут, господин Свен обратился к только что проснувшемуся гному.
- Господин Гурро. В кратчайшие сроки снарядите армию для похода к замку некроманта, договоритесь с орденом Благой Мысли о помощи. Землю надо очистить от мертвых и вернуть нам.
- А чё я-то? – гном никак не мог разлепить глаза, руки пытались нашарить на столе бокал с чем-нибудь крепким.
- Так вы же у нас главнокомандующий!
- Ну тада ладна, - и господин Гурро осушил кубок вина.
Для гулявших во дворце знатных вельмож, министров и купцов, продолжение ночи не задалось, как не задался и последующий сон. После ухода некроманта веселье возобновилось, но гости, непрекращающимся потоком начали откланиваться, жаловались на самочувствие, кто-то намекнул на несвежесть яств, кто-то на перебродившее винцо, а кто-то просто боялся заразиться чумой. Не прошло и часа, как зал полностью опустел.
Те из присутствующих, что на самом деле ощутили нелады со здоровьем, мучились всю ночь: кто дикими болями в животе, кто головной болью, а у кого-то ныли кости; другая половина гуляк, что покинула праздник из стадного чувства или из страха, тоже не спали, кошмары терзали их до самого утра, причём такие видения приходили к ним во снах, что поутру многие впечатлительные особы обнаруживали на своих макушках седину.
Трое главных владык не избежали последствий встречи со слугой тьмы. Сны о прошлом, об обманах, о подлости, о злобе всплывали в уставших головах при каждой попытке заснуть, будоража сокровенный страх и даже ненависть к себе за содеянное зло. Яркие картины без прикрас показывали чужие страдания, заставляли переживать их как свои, и чем больше было в прошлом несправедливости принесённой в мир отдельно взятым страдальцем, тем чаще он просыпался то в холодном поту, то со слезами раскаяния, то с желанием найти кого-то и помочь. Но стоило проснуться, и разум брал верх над слабостями, находил аргументы для того, чтобы простить себя.
