И еще помнил Зорко, как появился на его пути черный пес и как нашелся среди поляны след, будто и впрямь человек прилетел или подпрыгнул выше леса стоячего и облака ходячего и опустился точно посреди гари. Ошейник-талисман Зорко повсюду носил с собой и часто думал о том, что ж значат его буквицы. Геллах и другие вельхи тоже глядели на эти руны, как они их звали, но ничего путного сказать не могли. Вернее, Геллах-вельх прочел тисненное на кожаном ошейнике предсказание, но вот что оно в себе заключало и как должно было ему сбыться, истолковать не мог.
«Предоставим носителям пережитков получить свою долю; трудно выделить бедному человеку его порцию: будет убыток в кладовой из-за него», — гласила надпись. Зорко и помыслить не мог, чтобы веннская Правда названа была пережитком, да и себя бедным человеком никак не считал: мешочек с сегванским золотом уцелел во всех передрягах, а житье у вельхов длилось неспешно и бестревожно.
По пути к холмам Зорко прошел меж тех двух камней, о которых говорил Кормак. Были эти камни вполне обычными, неровными валунами и формой своей ничто не напоминали, разве что лежали так, будто открывали дорогу куда-то. Дальше начинался узкий лог меж гребнем, который венчал Нок-Бран, и грядой высоких крутых холмов. По этим холмам тоже вилась тропа, и кое-где вдоль нее остались россыпи явно отесанного камня и даже фундаменты и ряда два-три камней от невысоких стен, когда-то прикрывавших эту тропку. Была она древнее, чем можно было подумать сначала, и уводила в глушь холмов, как в глушь времен. Дальше, за холмами и сосновым лесом, стояло большое селение вельхов, которое можно было бы и городом назвать, если б вельхи строили палаты, подобно сольвеннам или аррантам. Но нет, селение это выглядело так же, как и Вельхский конец в Галираде, а уж кто был там вместо кнеса, да и была ли там управа вроде кнесинской, как у сольвеннов, или родовой, как у веннов, или же заправлял всем сход вроде сегванского тинга, Зорко и вовсе покуда не мог понять. Вельхи были древним племенем, едва ли не столь же древним, как арранты, и трудно было быстро уразуметь их порядки.
Лог этот, хоть и был глубок и длинен, и вправду был светел из-за того, что населяли его дубы и клены, росшие на почтительном друг от друга расстоянии. Солнце только вскарабкалось на самую вершину своего пути и пронизало тонкими золотистыми лучиками прохладный, и влажноватый, и необычайно прозрачный воздух месяца грудена. В прозрачности этой виделось все окружающее столь ясным и свежим, несмотря на осеннее увядание, что Зорко показалось даже, будто и он сам стал каким-то иным, новым и слитным и согласным со всем здесь видимым. И оттого же было не по себе: из страны полусветов венн точно забрел невзначай в страну иную, где свет лишь один и льется он понемногу отовсюду, делая предметы и то, из чего они сделаны, более настоящими, чем это было обычно.
Внезапно до слуха Зорко, вместе с шепотом ветра и птичьей перекличкой в вершинах, донеслось журчание воды. Где-то впереди, не так уж далеко, за первым, наверно, поворотом, бежал по камням мелкий ручей. Ничего страшного, впрочем, в том не было, кроме того, что Зорко точно знал: лог этот сухой, и никакого ручья в нем нет!
Духи, живущие в возвышенностях и ложбинах вельхского края, большие затейники, они часто любят показать человеку то, чего нет здесь на самом деле. Но проделывают они это столь искусно, что человек безоглядно доверяет тому, что ему показали. К примеру, друг Мернока, бродячий сказитель Снерхус (бродяжничество, правда, не мешало ему появляться всегда в чистой черной тунике, которой будто не коснулась дорожная пыль, и гладко выбритыми щеками и подбородком: Снерхус, подражая знатным вельхам, носил лишь длинные висячие усы), любил порассказать о том, как ручей на его пути вдруг потек красным, а на другом берегу он увидел настоящего духа, одетого в зеленый камзол и темно-зеленый плащ с красным подбоем. Они приветствовали друг друга поклонами и сошлись наконец так, что меж ними остался лишь мелкий поток шириной в три сажени.
— Не знаешь ли ты, уважаемый, хороша ли рыба в этом ручье? — почтительно обратился к Снерхусу дух.
— Досточтимый господин, я не был здесь уже полгода как, — отвечал на это Снерхус, — но в тот последний раз мне удалось изловить тут простой снастью трех изрядных крошиц.
Так они беседовали некоторое время о рыбной ловле. Наконец дух поблагодарил Снерхуса за приятную беседу и указал ему место, где стоит перейти ручей вброд.
— И постарайся не слишком широко шагать в сторону, — предупредил он и с тем исчез, а вода в ручье вновь обрела бесцветность.
Снерхус решил доверится духу и стал перебираться через поток именно там, где тот указал. Дойдя до середины, он достал из сумки на поясе мелкую монетку и швырнул ее в воду, так что она упала в трех шагах справа от места, где стоял он сам. Монета, как и положено ей, пошла ко дну и, достигнув песчаного с редкими камнями дна, не зарылась в песок, а прошла сквозь него и стала уходить все вниз и вниз в неведомые глубины, а песок был будто прозрачным, и через него это погружение было видно…
Зорко миновал поворот, и тропинка и вправду вывела его к ручью. Вода в нем была коряново-золотистой, будто та брага, что сегваны и вельхи называли пивом. По берегам рос невысокий тростник, а там, где тропа подходила к воде, лежал большой плоский камень, словно приглашая присесть. На противном берегу ручья все было точь-в-точь таким же, как и обычно, и никакой дух Зорко не встречал.
Венн подошел к берегу и присел-таки на камень, поставив рядом неизменный свой короб. Там лежали одеяла и немного еды, поскольку Зорко собирался провести в великанских развалинах ночь. Вода текла, закручивая золотистые прожилки вокруг тростинок и камешков, слегка пенилась у берегов. Дно устилали камешки помельче, и рыбья мелочь то и дело порскала плавниками и сновала туда-сюда.
Зорко понял, что ему хочется пить, хотя день вовсе не был жарким. Вытащив из короба глиняную кружку, он зачерпнул из ручья. Сделал глоток и обомлел: в кружке было настоящее вельхское пиво!
Венн, несмотря что зазорным считал пить хмельное без серьезнейшего для того повода, все ж изменил немного свои привычки. И вельхским обычаям перечить не хотелось, и даже не моглось уже. Плохих родов-племен нет в свете — так Зорко учили в печище Серых Псов. Распущенные — есть, то правда, а плохих — нет. А коли так, то у каждого племени свои законы, которые, как и боги этого народа, в том месте, где народ проживает, силу имеют.
Родные боги Зорко были далеко. Силу их, как и силу духов-предков, он ощущал и вспоминал о них всечасно. Но и вельхские боги и духи то и дело давали знать о себе, и Зорко видел таинственный свет, что был у них, и тянулся к этому свету, и шел вслед за ним. И законы вельхов и обычаи скоро стали для него своими, и постепенно становилась своей эта древняя земля.
