Я по нити-лучу переместился в другую фуру и приступил к исцелению второго раненого, уже уверенно слившись с ним и приглушив болевые ощущения. Теперь я постоянно контролировал наше с ним состояние и не переступал черты, когда наши организмы начнут, истощив запасы, поедать сами себя. Некоторая толика энергии у меня осталась, и я решил «навестить» первого раненого, посмотреть, как у него обстоят дела. При этом мне вспомнился не сам раненый вживую, а его магический узор. Есть! Вот оно! Между нами моментально образовалась нить связи, как в пещере со Свентой. Мое сознание оказалось в первой фуре, и я увидел больного на том же месте, где оставил. Да, и куда бы он мог деться? Главное, что я понял в этой ситуации — нить связи состояла как бы из двух скрученных навстречу друг другу спиралей. В этом-то и было ее отличие от нити-луча. Причем нить-связь образовывала некий мост между двумя нашими узорами, поддерживаясь с двух сторон. Я немедленно прекратил контакт и задумался. Значит, установление такой связи между целителем и простым человеком может этого человека просто напросто убить, истощив его запасы магии. У немагов восстановление запасов магии для нужд структуры тоже происходит естественным образом, но многократно медленнее. С моей точки зрения нить-связь потребляла не так уж много. Но что для меня немного, для обычного человека может быть смертельно. Я срочно сформировал нить-луч в фуру к первому раненому и с огромным облегчением убедился, что ничего непоправимого не произошло. По моим приблизительным оценкам обычный человек за минуту поддержания нити-связи, должен потерять энергии, как при двухчасовой колке дров. Заодно я проверил состояние раненого. Оно было удовлетворительное.
Моим первым порывом было немедленно проверить работу связи со Свентой, но я вовремя остановил себя. Мои запасы ресурсов были почти пусты и… что-то надо делать с затратами энергии Свенты. Она хоть и маг и очень даже боевой, но она после родов и может быть ослаблена. Поэтому первым делом, прежде чем, радостно утомлять ее своими разговорами, надо придумать, как сформировать и где разместить у нее запас нитей для поддержания связи.
Я с облегчением вздохнул, приоткрыл глаза, чтобы прикинуть, сколько мне осталось спать этой ночью и, увидев розовеющее небо, понял, что очень немного.
Завтрак я готовил, двигаясь, как таракан, нанюхавшийся зелий против насекомых. Меня шатало и корежило, но я мужественно довел дело до конца — приготовил завтрак, отвары для раненых и Олисии, укрепляющее зелье для себя. На раздачу поставил Кримуса, а сам уселся с тройной порцией в сторонке и, жмурясь на утреннее светило, не спеша, употребил продукты по назначению.
Посуду быстро помыли, вещи упаковали, свернули лагерь и отправились в путь. Граф был мрачен и молчалив. Они с капитаном постоянно что-то обсуждали и поторапливали отряд. Меня, честно говоря, в это утро никакие загадки не волновали. Я просто залез в фуру и нагло заснул. Даже склоны не стал просматривать магическим зрением — напрягаться было выше моих сил. Проснулся уже ближе к вечеру. Слава Богам, за время моего сна не произошло никаких нападений вооруженных людей, монстров, диких зверей и камнепадов, заодно с ливнями и ураганами. Вскоре должен был показаться горный замок графа, и я вылез немного размять ноги и осмотреться. К моему удивлению, несмотря на продолжительный сон, усталость так и не прошла. Она была не физической и не моральной, разумеется. Можно было бы свои ощущения весьма приблизительно описать, как эмоциональное и умственное утомление. Не хотелось думать, чувствовать, двигаться. Вылез из фуры я только потому, что сам себе приказал сделать это. И ноги передвигал, потому что так положено после долгого лежания. Наконец, устав бороться с самим собой, я снова влез в фуру и лег, апатично уставившись в тряпку, образующую крышу повозки. Теперь я на своей шкуре почувствовал, почему целителям прямо запрещается проводить следующее исцеление раньше, чем через сутки после первого. Я догадывался, что этой ночью, если я вздумаю работать, это грозит непредсказуемыми последствиями. Мной непредсказуемыми, разумеется, так как опытные целители, наверняка, бывали в экстремальных ситуациях, когда надо было спасать людей, не взирая ни на что, и очень даже способны эти последствия предсказать. Об этом они мне говорили без подробностей: «Очень плохо. Это надо чувствовать. Поверь пока на слово». Скажи мне раньше об этом состоянии, когда есть силы, но ничего даже есть не хочется — это мне-то — никогда не поверил бы.
Узкая горная дорога заканчивалась небольшой площадкой с проездом к массивным деревянным воротам, оббитым широкими металлическими полосами. Слева прямо от скалы начиналась зубчатая стена высотой метров двадцати, сложенная из хорошо подогнанных каменных глыб, доходила до башни, метров двадцати пяти высотой, выступающей немного вперед стены и усеянной бойницами, и продолжалась после проезда и ворот от такой же башни справа дальше до самой пропасти. Обрывалась она там или, повернув, обрамляла пропасть дальше, с моей наблюдательной позиции видно не было. Вялое любопытство вытолкнуло меня из фуры, когда я услышал, что мы, наконец, достигли своей цели. Площадка могла вместить сразу не более одной фуры. Я не военный, но предположил, что штурмовать такое укрепление без мощной магической поддержки очень сложно.
Охранники на башенках видимо сразу узнали своего господина, поскольку стоило ему выехать на площадку, как створки ворот лязгнули и распахнулись. Наш караван постепенно втянулся во внутренний дворик замка, ворота за нами тут же закрылись, а к повозкам поспешили местные слуги, торопясь расставить их по своим местам и освободить двор.
Я вытащил свой мешок и остался возле фуры в равнодушном ожидании. Чего? Не знаю. Мне было все безразлично. Я отметил во дворе служебные постройки, конюшню, казарму для солдат и какие-то амбары. Резиденция графа — четырехэтажное здание — одной своей стороной лепилось к скале, от которой начиналась наружная стена. Другая стена этого строения почти полностью перегораживала двор против ворот и была на первых двух этажах снабжена бойницами. Таким образом, чтобы войти в сам замок, необходимо было после ворот обогнуть эту стену под прицелом бойниц, войти в тесноватое пространство между входом и наружной стеной, подняться по ступенькам и пройти через проход, в стенах которого по бокам также зияли бойницы, к крепким дубовым дверям.
Граф разговаривал с солидным мужчиной, по виду дворецким, потом кивнул и ушел. Тот подозвал одного из слуг и, указав на меня, о чем-то распорядился. Слуга, парнишка лет пятнадцати, подбежал ко мне, подхватил сумку, которую я равнодушно отдал, сообщил, что меня велено поселить в покоях, занимаемых обычно знахарем, это совсем рядом с апартаментами господина на третьем этаже, а господин знахарь не был уже столько лет, сколько сам слуга еще не прожил на белом свете. По дороге он, треща без умолку, видимо, соскучившись по новым слушателям, выкладывал мне последние замковые новости и происшествия. Так я узнал, что конюший «на ножах» с кузнецом. Оба добиваются расположения старшей горничной, а она, вертихвостка, ни тому, ни другому не отдает предпочтения. Рыжая кошка вчера утащила у повара половину окорока, который тот приготовил себе на закуску. Повар обиделся и пережарил свинину. Потом он на пару с ключарем напились в дугу и пели похабные песни до утра, не давая спать начальнику караула. Леди Олисия приезжала в это же время в прошлом году. Она такая красивая, что он, Протис, непременно на ней женится, но для этого он сначала должен стать хорошим воином, а это у него неплохо получается, как говорит десятник Лориус. В комнатах знахаря господину травнику будет удобно, потому, что ее всегда убирают. Пыли и паутины там отродясь не водилось, а сейчас застилают свежую постель. Еды в замке полно, но повар — мужик прижимистый и вредный. Сначала заставит воды наносить, котлы начистить, только потом даст пирога. Пироги у него вкусные — просто объедение. Но если сдружиться с ключарем, то и винца может иногда перепасть.
