Глава тридцать девятая
Убийцы
Запах, разбудивший его, был запахом смерти. Повсюду лежали мертвые тела, совсем близко к нему. И еще воняло гарью. Аземар сел на кровати и дотронулся до груди. Кожа была мокрой от слюны. Сон его был беспокойным. В сновидениях снова была она, Беатрис, госпожа. Во сне он дважды совершил предательство: предал церковь и свой обет безбрачия и предал друга.
Сон казался таким реалистичным. Он очутился в осеннем лесу, земля была укрыта толстым слоем красных, желтых и бурых листьев. Листья блестели так ярко, что ему представилось, как в пещере сидит гном и вырезает каждый листик из тонкого металла, а потом подбрасывает в небо, чтобы ветер подхватил и уложил его на лесную почву. Причем деревья вокруг вовсе не были голыми и в свете заходящего солнца горели холодным огнем. Она была рядом с ним, а он обнаженный лежал на земле.
— Проснись, — сказала она. — Я смыла с тебя волка.
Аземар сел, обнял ее, а потом лег с ней на застланную листвой землю.
— Кто эти люди? — спросил он. Вокруг них, на осенних листьях лежали покойники, одетые в обноски.
— Их огни погасли, — сказала она. — Я погасила их, чтобы они не причинили нам зла.
Проснувшись во дворце, Аземар твердил себе, что это был сон, однако он больше походил на воспоминание, потому что после пробуждения он помнил, что было дальше. Он помнил тот лес, маленький домик, где они собирались перезимовать. Он помнил, как голод выгнал его из постели и он вынюхивал под луной тела тех мертвых оборванцев.
Аземар полагал, что это наваждение, вызванное пребыванием в Нумере. Он же видел там демонов: человека с белой кожей, волкодлака. Может быть, кто-то из них овладел его сознанием и доводит его до безумия?
Она вошла в комнату одна, без евнуха, без служанки. Беатрис старалась не смотреть на Аземара, но ничего не могла с собой поделать. В ее взгляде не было и намека на дружелюбие.
— Доброе утро, госпожа.
— Судя по колоколам, уже день.
— Значит, добрый день.
От нее почти ощутимо веяло усталостью — так разносится по монастырю запах пекущегося хлеба.
Несколько мгновений Беатрис стояла совершенно неподвижно. Затем она опустилась на диван и произнесла:
— Господин, ты вселяешь в меня тревогу.
— Почему?
— Ия тоже волную тебя, я вижу.
— Я просто не привык общаться с женщинами наедине. Я...
— Дело не только в этом.
Последовала пауза.
— Да, не только.
— Тогда в чем?
Можно ли рассказать ей? Он покажется безумцем. Однако же его так и подмывало рассказать. Дворец казался ему живым, столько в нем было запахов: еда, человеческий пот, плесень на тканях, косметика придворных, кожаные доспехи солдат, — а поверх всего тот же запах, которым веяло от Беатрис, но только гораздо сильнее, с привкусом гари, с горькой ноткой, от которой у него сводило скулы, как будто он полизал лимон.
— Госпожа, ты должна простить меня. Я пережил чудовищные испытания. Меня держали в вонючем подземелье, где не было света, не было пищи, только немного воды. Наверное, пройдет еще время, прежде чем я приду в себя.
— Говори, что ты хотел сказать.
— Не могу.
— Тогда я скажу за тебя. Я знаю тебя, господин. И не только потому, что ты друг моего мужа и помогал ему в прошлом, чтобы сейчас я была здесь. Душа моя стремится бежать от тебя, скажу прямо — я боюсь тебя.
Аземар склонил голову.
— Зачем меня бояться, госпожа?
— Понимаешь, я чувствую. С самого детства мне снятся сны, в которых я попадаю в странное место. На речной берег в лунном свете. Я никогда не бывала там в жизни, однако так часто наведывалась во сне, что это место кажется мне знакомым, словно родной дом. Во сне я ищу чего-то, и что-то ищет меня. Это некий человек, он преследует меня.
Аземар перекрестился.
— В моем сне есть одна женщина, и я бегу за ней.
Беатрис встала.
— Ты желаешь мне зла!
— Нет, госпожа, нет!
— Ты причинишь мне зло. Когда я оборачиваюсь, чтобы взглянуть в лицо этому человеку, спросить, зачем он гонится за мной, он уже не человек.
— А кто же?
— Он волк. Я видела, что он способен сотворить зубами и когтями. Одна придворная дама до сих пор лежит в постели без сознания из-за того, что он сделал с ней.
— Как это?
— Она ходила со мной в то место, на речной берег, и волк цапал на нее.
— Ходила с тобой? Как кто-то другой может пойти в твой сон?
— Женщины в этом городе владеют искусствами, о которых ты даже не догадываешься, Аземар.
— Магия?
— Я не знаю, как это назвать. Просто я знаю, что видела тебя и была свидетелем тому, на что ты способен.
— Я человек мягкосердечный, я никогда не причинил бы вреда другим.
— Но ты же бывал у лунной реки?
— Да.
— Это что-нибудь да значит.
— Дьявол посылает нам множество искушений.
— К дьяволу это не имеет никакого отношения, — возразила Беатрис. Она говорила совсем тихо, хотя на самом деле ей хотелось кричать в голос.
— Тогда кто?
— Это ты скажи.
— Я видел тебя в полях, — сказал Аземар. — Я был обычным мужчиной, а ты — прекрасной женщиной. Я думал, ты просто мне приснилась, как снятся иногда женщины. Это грех — думать о тебе так часто, что ты даже снишься мне, но не более того.
— А потом?
— Это было в Нумере, куда не заглядывает Бог. Ко мне пришел какой-то человек, и я снова увидел тебя. На этот раз не во сне. Это было наяву.
— Ты был в лесу, где лежат мертвецы?
— Да.
— Ты подходил к ним, а я просила тебя уйти, оставить их и не утолять свой голод?
— Да. Я искал тебя повсюду. Под землей, в пещерах и тоннелях. Я гнался за тобой в сновидениях.
— Волк гнался за мной.
— В тюрьме ко мне приходил один человек, скорее демон, и он называл меня волком.
Их глаза встретились. Аземару нестерпимо хотелось обнять ее, рассказать, как он ее любит, какой огромный путь прошел, чтобы найти ее. Однако он не стал. Она замужем за его другом. Он сам монах.
— И что же из всего этого следует?
— Ничего из этого не следует, — сказала Беатрис. — Это явно дьявольское наваждение, а дьяволов в этом городе пруд пруди.
Из коридора снова пахнуло холодным ночным воздухом, несущим запах недавно умерших людей. Если Беатрис и заметила, то не подала виду. Аземар невольно сглотнул слюну. Утер слюну с подбородка. В пустом животе заурчало.
— Наш аббат советовал не придавать слишком большого значения природным явлениям. Черные небеса могут быть посланы Богом, а вовсе не дьяволами, или же это просто погода такая.
— А мертвецы?
— Какие мертвецы?
