Глаза Светки подозрительно заблестели, и она уткнулась лицом в мое плечо. Нежно придерживая девушку, я поцеловал ее в мокрую щеку, а в голове вился рой мыслей. Та божественная зороастрийская суть, что я невольно вывез из разгромленной деревни, и помогавшая мне в некоторых сложных ситуациях теперь взяла под свою плотную опеку мою девушку. Мое желание спасти Светку, когда она умирала от тяжелых ранений, богиня исполнила. Но что станет платой за это ее воздействие на ставшего мне близким человека? Чем это чревато для нас?
Словно услышав мои мысли, Светка неожиданно подняла голову и тихо произнесла:
— Не волнуйся, все будет хорошо. Она не принесет нам зла. У нас теперь есть своя берегиня, которая станет хранить наше благополучие, для того, чтобы мы помогали ей бороться со злом. — Глаза девушки налились изумрудным цветом. — Делай, что делаешь, и случится то, что суждено. Твоя жизнь, твоя работа, твои мысли — все соответствует целям Амеша Спента. Именно такие люди, как вы, а не твердолобые фанатики, стоят на передней линии борьбы со злом.
По-видимому, на моем лице возникло изумленное выражение. Светка испуганно ойкнула и извиняясь прошептала:
— Даже не знаю, чего это меня понесло…
— Все нормально. — Я коснулся губами ее губ и долгим поцелуем исключил возможность дальнейшего разговора.
Вся поездка заняла несколько дней. Даже в тронутом безалаберностью расформировывающемся полку все вопросы с подписанием нужных документов решились в два дня. Сев на обратный поезд в Москву, я ощутил смесь удовлетворения быстрым расчетом и беспокойства от слишком легкого расставания с, пусть даже формальным, местом службы. Армейский опыт подразумевал бесконечное толкание в тыловых службах для оформления всяких ордеров, ведомостей, денежных компенсаций и прочих «радостей» бытия. А тут? Как по накатанной колее. Даже в финансовой службе компенсационные деньги выдали в течение нескольких минут без задержек и ссылок на отсутствие средств. Но, что сделано, то сделано, и остался всего лишь один «пустячок»: думать, что же делать дальше. Свиягов слишком щепетилен, чтобы не выслушать по возвращению моего решения о дальнейшей службе.
Заснеженные деревья проплывали мимо громыхающего поезда, но Светка, не отрываясь от окна, любовалась северной тайгой. Убогие деревушки и полустанки дымили трубами печей, и поезд пролетал мимо, как мираж другой жизни. В вагоне слышался обычный для таких поездов шум: приглушенные разговоры, топот ног и звяканье стаканов, но к моему удивлению все происходило как-то пристойно. Почти все места оказались занятые офицерами из архангельского гарнизона, направляющимися в Подмосковье на знаменитые курсы «Выстрел». Такой нехитрый вывод можно было сделать, вслушиваясь в разговоры в задымленном сигаретным дымом тамбуре. Мелькнуло даже несколько лиц, замеченных мною в переформировываемом полку. Ни чего необычного, учитывая систему продажи билетов через военную железнодорожную кассу, и все-таки… что-то ненатуральное казалось в такой ситуации.
— Не волнуйся, все будет в порядке. — От непонятных тревожных мыслей меня отвлек голос Светланы, которая оторвалась от созерцания бегущего мимо окна леса и посмотрела на меня.
— А с чего ты взяла, что я волнуюсь? — Я постарался улыбнуться, как можно беззаботнее.
— Во-первых, это у тебя на лице написано, во-вторых, после ранения я стала ощущать не только твои эмоции, но и твое состояние на более высоком уровне, ну… — Светка наморщила лоб, словно пытаясь подобрать слова, — как это бывает у близнецов, которые даже на большом расстоянии ощущают радости и невзгоды друг друга. А в-третьих, я гадала, и ни чего плохого, ни карты, ни поверхность воды не показали.
Входная дверь сдвинулась, и в образовавшемся проеме появился наш сосед по купе, представившийся Виктором. В дорогом деловом костюме, он казался совершенно не похожим на военного.
— Я извиняюсь, но все-таки мы где-то встречались. — Чуть заплетающимся языком произнес он и совершенно трезвым взглядом окинул все купе.
— Возможно, но навряд ли. — Я отодвинул лежащий на столике журнал, показывая, что готов выслушать случайного попутчика.
— Все возможно. — Вяло махнул рукой Виктор, и присаживаясь на свое место добавил. — Армия — это такая организация, где все когда-нибудь пересекаются или имеют общих знакомых почти во всех гарнизонах. У меня, к примеру, уже пять мест службы поменялось. С Запада на Восток, с Юга на Север… так и узнаешь воочию, как велика страна. Теперь в Москву, и кто знает, куда дальше пошлют.
— В рекламе штатовских Вооруженных Сил имеются слова: «Служа в армии, вы сможете повидать мир», но их мир не намного больше нашего. — Поддержал разговор я, включаясь в традиционные вагонные разговоры, которые по своей откровенности намного превосходят обмен мнениями средь друзей или знакомых. Какая-то грань российского менталитета дает возможность высказать наболевшее или похвастаться перед незнакомыми людьми о том, что даже близким доверить не сможешь. В западных странах такое обычно является признаком плохого тона, но у нас широкая славянская душа плевала с высокой колокольни на трагикомизм подобного общения. Посидели, поболтали, излили душу и на сердце стало полегче, а потом расстались, будто ни когда и не встречались. Плевать, что жуликов в поездах много, но спокойный разговор под перестук колес и покачивание вагона, несущегося сквозь ночную тьму, да еще сдобренный стаканчиком водки, да под общую закуску…
— Юсовцы — придурки. — Виктор поднял перед собою палец. — Для них служба в армии — работа, но не защита своей Отчизны. Наемные рабочие, которые будут выполнять свои функции за деньги и в определенных контрактом бытовых условиях. Если что не так, начнут судиться, бороться за права и требовать от государства их выполнения. Дебилы. Еще ни один вражеский танк не разнес их дом, намотав на гусеницы кишки мирных жителей, еще ни один житель этой долбанной страны не ощутил на себе всех прелестей военного вторжения, а ведь учат других как жить. Не хочешь жить по ихнему, на — получи боеприпас с обедненным ураном на свой дом, не хочешь признавать великие общечеловеческие ценности, на которых зиждется американский мир, на — подыхай с голоду. Зажравшиеся ублюдки. Слово такое придумали — политкорректность. Сейчас у них президент негр, а завтра вообще станет непонятное существо нетрадиционной ориентации. И опять будут пытаться учить остальной мир жить по их подобию.
— А что ты хотел от страны, не имеющей истории?
— Честно? — Виктор расплылся в ухмылке. — Чтобы они заткнули свою великую американскую мечту себе в одно место и не учили ни кого жить. У себя мы разберемся сами, и соседи наши разберутся, и другие страны, где еще не профукали такие понятия, как честь, традиции предков и чувство собственного достоинства.
