Он ошибался.
По ту сторону уничтоженной вселенной был человек. Ещё один герой нашего рассказа, появившийся слишком поздно даже для того, чтобы назвать его именем хотя бы главу, тем более что у глав здесь вообще нет названий. Наверное, было бы правильным назвать в его честь повесть — кто бы вы думали в ответе за всё, случившееся с братьями в процессе самого ненужного на свете путешествия? Да, вот этот мужчина средних лет, с залысинами, с небольшим пивным животом и кустистой бородой, такой дремучей, что там могли водиться олени: и жуки-олени, и самые обычные, с влажным носом и тёплыми рогами. Словом, мужчина совсем не героического вида.
Пожалуй, нет. Пусть остаётся всё как есть, ведь некая «ДРУГАЯ СТОРОНА» мелькала на страницах гораздо чаще, чем наш новый знакомый.
Его зовут Виктор, и он счастливый обладатель зелёного японского пикапа девяносто третьего года выпуска, больших и мозолистых рук, вечно пахнущих мазутом, а пальцы его — как сардельки. Когда дочь была маленькой, она хваталась за эти пальцы и смеялась, твердя: «Салдельки!». Теперь за них хватается её младший брат; Денис пока не может говорить, но всячески к этому стремится.
У Виктора было колючее ощущение на груди, там, куда ложилась его борода. У него был морс в холодильнике (Виктор его очень любил), работа начальника бригады на стройке, вечно облезлый от солнца нос и огромные солнечные очки, напоминающие о колумбийских диктаторах. Иногда он ощущал себя большим и властительным, иногда — дрожащей пушинкой перед надвигающимися ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМИ. Но и тогда он не унывал, а старался подбодрить себя и свою семью свежей байкой, сочинял всякие весёлые жизненные истории, якобы, произошедшие с ним на стройке, так, что жена и дочка покатывались со смеху, а для малыша придумывал сказки о найденном после сноса дома мишке, отправившемся искать хозяйку. Иногда он ощущал себя гордым, счастливым отцом семейства, иногда — маялся от необъяснимой тоски.
В конце концов, он много через что прошёл.
Тем вечером он заехал с работы за семьёй, погрузил в кузов автомобиля огромную палатку, тент от солнца, а на крышу — надувную лодку, похожую на болотное чудовище. Чертыхнулся, выкинул из багажника строительную каску и вышедший из строя отбойный молоток, который подрядился при случае наладить. Хватит! Он уже не на работе. Он уже пятьдесят четыре минуты как в отпуске.
Им предстояла долгая дорога по пробкам питерского КАД прочь, за город, туда, где ждёт крошечный летний домик на берегу быстрой, серебристой, как блик в открывающемся окне, речки. Рядом с еловым лесом, из которого в конце отпуска Виктор выносил сушёные иголки и развешивал в мешочках по всей машине — «чтоб лучше пахло». Жена, конечно, ворчала, но в конце концов с улыбкой сводила всё к шутке. Кто она такая, чтобы запрещать мужу его маленькие капризы? Доедут они в лучшем случае к одиннадцати ночи, но больше сил терпеть пыльный город — а тем более пыльный город в июле — ни у кого не было. А там — там пороги и водопадики… в полудрёме иногда кажется, что ты высоко в горах, а с твоей веранды можно шагнуть на облако. Благодаря быстрому течению речки в округе почти нет комаров, и сон лёгок и бархатист. Только по коньку крыши иногда шумно скачут кукушки или какие другие пичуги.
Дорога неожиданно легка. Пробки шарахались от зелёного джипа, как мышь от ползущей змеи, робко наблюдали с соседней полосы или из-за бордюра эстакады. Старомодная детская коляска в кузове была нынче необычно говорлива: скрипела всеми своими рессорами и сочленениями в такт неровностям асфальта. Виктор в который уже раз подумал, что неплохо было бы в конце концов её заменить. Она покупалась, когда только родился их с Наташей первенец — та солнечная тринадцатилетняя девчушка, что подпевает сейчас радио на заднем сидении. В то время они испытывали серьёзные трудности с финансами, и коляску получили в подарок от каких-то дальних родственников.
Однако это были счастливые времена, времена, когда Виктор впервые почувствовал в себе силы после стремительного и беспросветного падения вновь карабкаться наверх. Потому, наверное, и он, и Наташа не торопились избавиться от этой рухляди.
Был ли он счастлив тогда? Пожалуй, нет. Счастлив он сейчас, а тогда — был исполнен надежды. Пытался распрощаться с бутылкой и с мыслями о петле: две этих чёрных дыры манили его после расставания с первой женой. В то время Виктор только что переехал из другого города и отчаянно пытался превратить остававшиеся у него деньги во что-то резиновое, способное растягиваться чуть ли не в бесконечность. Спасло его только знакомство с Наташей, новая влюблённость и их неожиданный, но так кстати пришедшийся ребёнок.
Это были тяжёлые времена, но Виктор любит их вспоминать. Это как фундамент для маленького, уютного, семейного домика, того, что ждёт их всего в двух сотнях километров пути.
Вдруг что-то заставило его включить поворотник и съехать на обочину. Под завывание радио Виктор бездумно уставился через зеркало заднего вида, на жену и малыша у неё на коленях, сейчас мирно посапывающего. Безотчётно он отметил, как хороша Наташа — вовсе не молодая женщина (что не удивительно — при почти взрослом-то ребёнке), но всё ещё моложавая, стройная, суховатая, с яркой от веснушек кожей и тёплыми каштановыми волосами без признаков седины. Эти веснушки не усыхали с возрастом, скорее наоборот, становились ярче, крупнее, делая женщину моложе.
Те далёкие времена… нет, не те, когда они познакомились с Наташей, а те, что были до этого, другая жизнь — они ведь тоже были прекрасны. Он очень долго целенаправленно пытался выдавить из себя воспоминания о них, точно остатки зубной пасты из тюбика. Пивного живота тогда ещё не было, и бороду он растил бесконтрольно, не прикасаясь к ней ножницами. Она росла как куст ежевики на таёжной полянке. Не было и этих пухлых щёк, и двух татуировок в честь дочери и сынишки, и нос, кажется, был более выдающимся.
Всё проходит. Остаются только воспоминания, но Виктору уже слабо помнилось, каким он был в те годы. Лицо первой жены выветрилось из памяти, а первый ребёнок, самый первый ребёнок…
Это внезапное, как дуновение ветра посреди душного полдня, воспоминание и заставило его остановить машину.
— Что случилось? — спросила Наташа. — Мы что-то забыли?
— Я забыл. Кое-что важное.
Женщина выпятила нижнюю губу.
— Мы всегда можем вернуться.
— Ну па-ап! — сказала Варя. — Забыл ведь какую-нибудь ерунду. Книжку, наверное, как обычно. Посидишь без чтива неделю, ничего с тобой не случится. В речке лишний раз лучше искупаешься.
