Вот и сейчас — скверно, что все вокруг ненастоящее, хоть и выглядит знакомо. И не покидает чувство, что добром тут вряд ли кончится.
— Какого?.. Откуда знаешь?
— Я всех здесь знаю. — Незнакомец спокойно смотрел на Андрея. Его лицо показалось парню знакомым. Лицо человека без возраста, на котором ум и гордость смешались со страданием, точнее, были перечеркнуты морщинами страданий. Перечеркнуты, но никуда не исчезли. — Не нравится мне твое имя. — И он снова оказался у машинки. Облокотился на нее, как на трибуну или кафедру.
Андрей совершенно был сбит с толку такими перемещениями мужика и впал в ступор. Тот все вещал:
— Страшно, Андрей? Ночь, чужой человек, непонятные слова, странное место… Чувствуешь опасность? А утро было таким серым и обычным, привычные заботы, планы на выходные, мелкие хитрости и интрижки на работе — выйти не в свою смену, чтоб продлить пасхальные каникулы. Отлично придумано для человечка твоего масштаба!.. Уверенность в завтрашнем дне настолько велика, что о ней даже не задумываешься. Мне знакомо это чувство. Мир вокруг прочен, привычен, понятен. Может быть, даже бесцветен и скучен. Как воздух. Как вода — пока не провалишься по уши и не ясно, есть она в луже или нет. Глубина этой лужи, гордо именуемой твоей жизнью, тоже становится ясна, только если что-то или кто-то ее потревожит. Тогда по воде пойдут круги, круги, круги…
Он говорил как сомнамбула, сам с собой, и как-то не слишком правильно сочетал слова. Затем помолчал несколько секунд, словно справляясь с приступом головной боли. Снова заговорил.
— Кажется, что ты живешь, жил и будешь жить всегда, и все реальное только вокруг тебя и только если ты это допускаешь. Все люди живут в своих лужах, разница только в размерах. И основная цель человека — не расплескать воду из его лужи. Мы яростно охраняем ее святые берега, так чтобы не допустить волнений, вливаний, слияний. Иногда мы даже готовы соединиться с соседней, чтоб только все было однородно. Так образуются семьи, города, государства. Лужа становится больше — появляются государственные интересы. Интересы общества для защиты берегов гигантской лужи. — Он усмехнулся. — Появляются идеалы и идеологи, жертвы и герои — и все ради того, чтоб нас не трогали, чтоб ничего не бурлило. Чтобы мы могли в спокойном недвижении жить и умирать, не замечая ни того ни другого. Да ты не слушаешь меня…
Последняя фраза оказалась для Андрея полной неожиданностью — он и предположить не мог, что слова произносились для него. Речь незнакомца проходила под ритмичный аккомпанемент вибрирующей стиральной машинки — грохот постепенно нарастал, и последние слова человек почти выкрикивал. Но как только он замолчал, стихла и машинка. Пока человек вещал, несколько темно-алых капель с его рук упали на пол, несколько были отброшены на белый пластик корпуса машинки и теперь сбегали вниз. Парень следил за ней. Последняя фраза странного незнакомца вывела его из ступора и он уставился на мужчину.
Пять секунд тишины — и машинка начала сливать воду. Шланг дернулся как удав, сглатывающий добычу, и с грохотом упал на кафельный пол. Из чрева машинки полилась буро-красная жижа.
Незнакомец спокойно глянул на него и нажал кнопку «Стоп» на светящейся панели управления машинки. Темный поток иссяк, но бурая вода уже покрыла почти весь пол на несколько миллиметров.
— Тебе что, поговорить не с кем? Выпусти меня. — Андрей грубил трусливо и неуверенно.
— С чердака или с крыши? — спросила малая и хитро прищурилась.
— Давай с крыши чердака, — ответила ей вторая, постарше.
— Тогда мы не только вымокнем, но и испачкаемся, — притворно заворчала первая, бесшумно ступая по пыльным ступенькам. — Иди по моим следам.
— Зачем это? — возмутилась вторая.
— Если кто-то из взрослых найдет наши следы, то подумает, что тут шел кто-то один и одной из нас не попадет. Это я сама придумала! — Малышку просто распирало от сознания собственной догадливости.
Она пошла еще быстрее. Старшая из девочек фыркнула: «И разумеется, это буду я!», но послушно двинулась за младшей, аккуратно ставя ножки в потрепанных кроссовках на следы от детских балеток. На самом деле разница была лишь на пару размеров.
— Здесь уже лет сто, наверное, никто не убирался. — Младшая не без гордости показала сестренке свои черные от пыли ладошки, когда они обе поднялись на самый верх лестничной площадки.
— Хватит ворчать, бабка Лиза меньше тебя ворчит. — Сестра старалась казаться взрослее и мудрее.
— Конечно, она же старая, она свое уже отворчала, — прыснула маленькая в ответ.
Захламленная лестница на чердак закончилась, как и положено, наполовину заваленной хламом пожарной лестницей на стене и заколоченным люком на крышу. Как конец истории, на нем висел большой ржавый амбарный замок.
Младшая как белка подпрыгнула, перелетев через кучку сломанных стульев, и ухватилась за стальные прутья. Затем ловко взобралась по пожарке к люку и просто толкнула его вверх. Тот откинулся без усилий. Замок, петли, шурупы, даже пыль на них — не сдвинулись с места. Конечно, это смотрелось как ловкий трюк или маленькое чудо. Но девчушки не придавали таким мелочам значения. Младшая неестественно ловко скользнула вовнутрь, старшая — за ней, с той же гибкостью и грацией. На чердаке пахло чем-то вроде пережаренного сала. Он был бы даже таинственным и интересным, этот чердак, если забраться туда в солнечный день, когда сквозь щели пробивается теплый уютный свет и нагретая пыль пахнет как выпечка. Но сегодня на улице шел дождь. Первый в этом году.
— Напомни мне, почему мы делаем это в непогоду, — спросила старшая сестра, скуластая, с серыми большими глазами, стриженная как-то неровно. На вид ей было около пятнадцати. Она распахнула чердачное окно и зябко повела плечами. Младшая, синеглазая, с пухлыми щечками, но страшно худенькая, в джинсиках и джемпере явно с чужого плеча, лет на пять младше сестры, поджала губки:
— Ты сегодня странная. Сама же учила: чтоб не привлекать внимания. В непогоду никто не смотрит вверх. — Она отчеканила это как зазубренное правило, что имя существительное отвечает на вопрос «кто?» или «что?» и обозначает предмет.
— Точно, я просто проверила. — Старшая не сводила глаз с горизонта. Он был плотно и ровно затянут тучами.
— Или ты не хочешь? — в притворном ужасе округлила глаза младшая.
— Да, не хочу. Не хочу испортить новую куртку, я на нее сама заработала. Знаешь, как трудно детдомовской девочке устроиться уборщицей на полдня?! — и подмигнула сестричке. — Кстати, что ты говоришь воспедке, когда она находит твою перепачканную одежду?
