— Наверное, это была очень смешная сказка, — расстроено проговорила Находка и вздохнула. — А у нас все сказки только про леших, да водяных, да зверей… Они, конечно, интересные, но ничего смешного в них нет.
— Какие, например? — с веселым любопытством взглянул на нее подоспевший Кондрат.
Мохнатый хулиган был пойман в Зеленом зале, оторван от разжевывания ноги неосторожно деревянной статуи, изображающей кого-то очень сердитого с толстой книгой наперевес, препровожден под арест в чуланчик, и его опекун мог, наконец, вернуться к обсуждению дел государственной важности.
Находка потупилась, зарделась, но стала послушно загибать пальцы:
— Почему рыбы в воде живут, почему грибы не цветут, почему комары мух не кусают, куда у кур руки подевались, отчего…
— Руки?! У кур?! — в один голос расхохоталось почтенное собрание.
— Ну, вы даете!..
— Да рази ж у них руки когда были?..
— Ну, и куда они подевались, по-вашему?..
— Так это же сказка, — с терпеливой улыбкой напомнила октябришна.
— Расскажи? — попросил Кондрат и лукаво заглянул окончательно покрасневшей ученице убыр в лицо.
— Так она для детей…
— А мы чем хуже? — уморительно надулся Спиридон.
— Ты — ничем! — толкнул его в бок Макар, и тут же получил ответный тычок.
— А сам-то!..
— Расскажи, Находка! — стали просить все. Проблема отсутствующих куриных рук, кажется, заинтриговала народ не на шутку.
Находка вздохнула, собралась с мыслями, первой и главной из которой было, что теперь ей не отвертеться, и начала повествование.
— Давным-давно куры жили самостоятельно, и были у них вместо крыльев руки. Все птицы смеялись над ними, что они не похожи на них, что не умеют летать и не могут переселяться на зиму в южные края. Но зато курицы были очень работящими: они строили себе на зиму теплые удобные курятники и делали запасы: рыли червей, заготовляли семена и плоды, ловили и засушивали насекомых… Но вот однажды увидел кур человек и подумал, что неплохо бы ему иметь у себя дома таких птиц: никуда не улетают, не уплывают, не убегают, когда надо — всегда под рукой. Пришел человек к старосте-петуху и говорит: "Айдате ко мне на двор жить. Что вам в диком лесу делать?". "Но в лесу у нас курятник", — отвечает староста-петух. "А я вам такой же на дворе построю, даже лучше!" "Но в лесу у нас запасы!" "Если ко мне пойдете, я о вас заботиться буду, еду вам приносить три раза в день, каждый день!" "Нет", — говорит петух. — "Нам и тут хорошо. От добра добра не ищут. Не пойдем мы к тебе на двор жить". Но это был очень хитрый человек. Он покачал головой и зацокал языком: "Ой-ой-ой… Как мне вас, бедных, жалко…" "Это почему?" — удивились куры. "Так ведь тут над вами все смеются, что у вас крыльев нет, и никто поэтому с вами дружить не хочет". Понурились куры: правда это. "А ты что сделать можешь?" — стали они его спрашивать. "А я вам помогу", — говорит человек. — "У вас крыльев потому нет, что вы все время трудитесь. А вот если бы вы ничего не делали, только на насесте сидели, да по двору гуляли, то у вас бы перья выросли, руки в крылья обратились, и стали бы вы летать, как все птицы". Подумали куры, и согласились. Построил человек курятник, как обещал. И кормить их стал три раза в день, да так щедро, что в лесу они такого и во сне не видали — тоже слова не нарушил. И куры довольны, целыми днями только и делают, что на насесте сидят, да по двору гуляют: ждут, пока у них перья расти начнут. И тут человек не обманул — стали перья расти, и постепенно руки их стали крыльями, как у всех птиц. Осень наступила, стаи птичьи потянулись на юг. Обрадовались куры — вот, мол, теперь и мы с ними полетим. Вышли они на двор, взмахнули новыми крыльями… Да выше забора, дальше корыта улететь и не смогли. Растолстели они от безделья да обильной еды, что не заработали, ослабели, обленились. Теперь у них и крылья есть — да лететь нет сил. Так и остались они у человека жить-поживать, ему, хитрецу, да его семейству на радость.
— И впрямь, очень интересная сказка, — одобрительно кивнул Захар.
— И поучительная, — подхватил Кондрат.
— Ага… Только не смешная… — слегка пожав плечами, как бы извиняясь, признала Находка. — Я же говорила…
— А если нам смешную сказку придумать самим? — осенило вдруг Ивана, и он обвел победным взглядом оргкомитет. — Например, про дурака. Который все путал.
Гвардейцы осторожно переглянулись, и на лицах их зародились и стали шириться и расплываться озорные улыбки.
— Жили-были три брата. Двое старших умные, а третий — дурак, — начал Иванушка.
— И пошли они как-то раз… в другую деревню… на заработки… — нерешительно предложил Кузьма и вопросительно посмотрел на товарищей, не имеют ли они чего против заработков их общих героев по другим деревням.
— А они что, жили бедно? — встревожился за братьев Терентий.
— Да нет, — пожал плечами Кузьма. — Нормально они жили. Просто им надо было корову купить, вот они деньги и копили. На корову ведь просто так не скопишь. А если еще и с теленком…
— Это точно, — согласно закивал Прохор. — А ведь еще им и лошадь не помешала бы… со сбруей… и с телегой…
"…со сбруей… и с телегой…" — дописал строчку Иванушка.
— Ну, ты даешь! Да откуда у простых крестьян деньги сразу и на корову с теленком, и на лошадь, да еще со сбруей и с телегой! — возмутился Назар. — Так даже в сказках не бывает!
— Эт точно, — со вздохом признал правоту друга Прохор и невесело обратился к Ивану:
— Вычеркиваем лошадь, стало быть. В следующий раз купят.
Тот послушно вычеркнул неровной линией несостоявшуюся покупку и подвел итог непростой жизненной ситуации трех братьев:
— А дурака хозяйничать оставили.
— На свою голову! — заулыбался в предвкушении неразберихи Спиридон.
— И… наказали ему сварить похлебку из картошки, капусты и морковки! — на мгновение задумавшись, выдал Панкрат.
— И покормить очистками свинью! — вступил Макар.
— Насыпать зерна курам, чтобы поклевали? — предложила Серафима.
— А гусей выгнать на речку… — робко подсказала Находка.
— Прибить спинку скамейке во дворе…
— И наколоть дров! — сразу понял, куда клонит Фома, Наум.
— Подмести избу, а сор вынести во двор! — лукаво улыбнулся Кондрат.
— Собаку, если в огород полезет, посадить на цепь, а овечку постричь! — дуэтом закончили Захар и Кузьма.
Иванушка склонился над чистым пергаментом и только успевал записывать. Перо его так и металась по листу, брызжа блестящими, как синие бусины, капельками чернил, а царевич усердно помогал и ему и себе языком, отчего подбородок и даже язык очень скоро покрылись крошечными синими точками.
