Алларий покачал головой и ушел, так больше ничего и не сказав. А Гвендолен села на ступеньки и спрятала лицо в коленях. Ей хотелось забиться куда-нибудь в угол, накрыть голову краем плаща и ни о чем не думать хотя бы один день. Может, это начинал сказываться голод? Она прекрасно сознавала, что на рассвете в дом точно попытаются проникнуть, что нужно собрать все силы и гнев, потому что на других, судя по их длинным речам и любви к спорам, надеяться в ближнем бою не стоит. Но ее охватило какое-то сонное безразличие, словно кровь, вместо того чтобы как всегда яростно стучать в сердце, медленно и равнодушно проталкивалась по жилам.
Вышедший на лестницу Логан остановился рядом, помедлил и опустился на ступени чуть поодаль. Он ничего не сказал, а Гвендолен ничего не спросила. Но выражение лиц у них было очень похожее — людей, потерявших понимание того, зачем жить дальше.
Алларий вернулся довольно скоро, неся какой-то длинный предмет, завернутый в кусок темной ткани. Когда он развернул его перед Гвендолен, предмет оказался мечом — с фигурной блестящей рукоятью в виде переплетающихся листьев. Такой же узор, только черный, вился по лезвию, покрывая его почти полностью.
— Скальду Данстейна придется несладко сегодня в сраженье, сказали вандерцы. Пусть этот меч пригодится тебе и поможет победы добиться.
— Учитывая мой богатый опыт в обращении с мечами, мне он пригодится разве только чтобы самой заколоться, — мрачно сказала Гвендолен, не поднимая головы. Но меч ей понравился — она никогда не видела такого красивого оружия. Кинжалы она всегда выбирала самые простые, с деревянными рукоятками, во-первых, потому что никогда не могла похвастаться толщиной кошелька, во-вторых, потому что они у нее в ножнах редко задерживались надолго. А такой меч стоил, наверно, не меньше половины корабля. Или как маленький дом в предместьях Тарра. Услышав мечтательный вздох Логана рядом с собой, Гвендолен поспешно ухватилась за рукоять — мнение в целом презирающего обычное оружие книжника было не менее ценным, чем предполагаемая стоимость меча.
— А я три года учился валленской технике боя, — сказал Логан в пространство, ни к кому особенно не обращаясь. — Ваши друзья из Вандера ничего не перепутали?
— А ты не перепутал, что собираешься делать? — заметила Гвендолен без особой приязни, внезапно вспомнив подслушанный ночью разговор. Она вдруг поняла, почему Логан поднялся так рано, и ощущение того, что она явно лишняя, вызвало приступ жгучего раздражения. — По-моему, меньше всего ты думал сегодня размахивать мечом.
— Мало что может укрыться от девы крылатой, — задумчиво произнес Алларий, — хоть не у окон вели в этот раз мы беседу. Видно, ее проницательность стены пронзает.
"Но все же вряд ли сравнится с твоей", — подумала ошарашенная Гвендолен. Оказывается, Алларий не только видит ее насквозь в данную минуту, но и замечательно представляет себе ее повадки в недавнем прошлом. Подумав о том, что еще из ее поступков он мог так же легко представить, она чуть опустила глаза — краснеть было не в обычае крылатых., но все-таки…
— Гвендолен Антарей и права, и не права, — Логан выпрямился, стискивая пальцы, и его лицо исказилось так, что стало напоминать лицо обычного чем-то огорченного человека. — У меня не было желания браться за оружие ради защиты этого дома. На рассвете я думал… мы думали, — поправился он, быстро взглянув на Аллария, — что я буду далеко отсюда. Но мне хватило двух часов, чтобы поразмыслить еще. Невозможно постичь смысл мира в отдельности от живущих в нем. Я могу понадобиться тем, кто был со мной рядом. Я заслужил твой гнев, Алларий, и никогда не увижу Чаши. Поэтому я готов защищать ворота, чтобы меня убили первым. Жить с сознанием того, что я от нее добровольно отказался, я не могу.
Алларий, впрочем, впечатления разгневанного не производил — теперь он разглядывал их двоих с непонятным выражением лица. Может быть, это был тот редкий случай, когда он перестал кого-то изображать, и поэтому было очень трудно определить, какой же он на самом деле.
— Ясен ваш выбор, хотя быть другим ему должно по правде, — пробормотал он наконец, отворачиваясь и медленно взбираясь по лестнице. Одной рукой он крепко цеплялся за перила, словно боясь упасть, и казался постаревшим лет на десять. Можно было подумать, что на него так действует недостаток еды и воды, но Гвендолен почему-то была убеждена, что на внешности Аллария это скажется в последнюю очередь. — Что ж, охраняйте ворота, раз к этому так вы стремитесь
Так Гвендолен с Логаном и оказались по обе стороны от парадной двери, держа ее на прицеле и не сводя глаз с огромных песочных часов на противополоной стене. Струйка песка быстро бежала в нижнюю часть чаши, и Гвен невольно облизывала губы — так это напоминало падающие капли воды. Очень хотелось, чтобы штурм начался и закончился побыстрее, — тогда в зависимости от развязки она или выпьет целый кувшин. не отрываясь, или вода ей уже не понадобится.
Из большого зала на лестницу выглянул Баллантайн — взъерошенные волосы были уже не пепельного, а неопределенно серого цвета, и глаза казались огромными из-за залегших под ними синеватых теней. Но на фоне потерянного Логана он смотрелся неожиданно собранно, словно стряхнув с себя оцепенение, в котором пребывал последние дни в Эбре, и наконец проснувшись. Он внимательно посмотрел на меч в руках Гвендолен, но вслух сказал совершенно другое:
— Иди в зал, Гвендолен. Я тебя сменю.
— С каким видом оружия? — она усмехнулась, положила клинок перед собой и отрепетировала любимое движение — по два кинжала в каждой руке, и еще один выхвачен зубами. — У всех, кто в доме, все равно будет одна судьба, сьер Баллантайн. Если вы мне хотите добра — позвольте быть первой.
Он смотрел на нее чуть искоса, опустив покрасневшие веки. Интересно, что он видел сейчас перед собой? Она — дорогу, по которой медленно тянулся караван, и их с Эбером на одной лошади, закутанных плащами от песка, так что видны одни глаза. Картина так давила на сердце, что Гвендолен едва не застонала вслух. А он? Хорошо, если разобранную постель, на которой сплелись два тела, и на простыне отблеск от вытянутых вверх рыжих крыльев, сверкающих даже в свете оплывающего огарка. А если серую каменную пристань Тарра, на которой стоит худая женщина с темными волосами, рассыпающимися из прически, и неотрывно смотрит на юг?
— Береги себя, — сказал наконец Баллантайн одними губами, повернулся и ушел обратно в зал.
— Я все хотел тебя спросить, Гвендолен… — начал Логан, но Гвен, страдающая от жажды и ожидающая нападения врагов, обладала еще более несносным характером, чем в спокойное время.
