— Прошу прощения, за излишнюю дерзость, — нехотя, прожевал слова он, — Я сегодня совершенно не в форме.
— Что же тому виной? — я осторожно присела на краешек стула.
— Кто. Не важно. Она все равно не заслуживает того внимания, которое я ей почему-то уделяю.
"Уж не обо мне ли речь?"
— Любовница? — поинтересовалась я.
— Нет. Я упорно делаю все, чтобы она ею не стала. Так забавно, знаешь, это как танго, вьемся друг возле друга, а довериться не хотим. Да, и кому оно нужно. Вряд ли ей нужен такой стары хрыч, на котором пробы ставить негде.
— Я больше не хочу слушать об особе, которая так вами пренебрегает, — я начала раздражаться и невольно выдала это раздражение.
Максимус удивленно посмотрел на меня и улыбнулся, он рассеяно гладил меня по руке.
— Как тебя зовут, крошка? — спросил он, мягко заглядывая мне в глаза.
Я смотрела на него, поддаваясь теплой магии голубых глаз и понимала, что имя себе так и не придумала.
— Я не скажу.
— Необычное имя, — довольно улыбнулся Максимус, он убрал руку и стал вертеть стакан, — Меня зовут Максимус.
— Это как римского Гладиатора! — воскликнула я.
— Да, — Максимус оживился и резко потеплел. — Можешь, звать меня Макс.
— Я буду звать тебя Гладиатор, — сказала я, легко касаясь его руки.
— Хорошо. Но мне-то как тебя звать?
"Зови меня просто Маленький Лев", — злорадствовала я.
— Какое животное я напоминаю тебе?
Максимус присмотрелся ко мне, полностью оценил взглядом.
— Никакое. Но ты была бы похожа на амура. Я буду звать тебя Ева.
— В честь первой женщины?
— Первой была Лилит, — поправил меня Максимус.
— Она была рыжей! — "вспомнила" я.
— В Еве больше женственности. Лилит полноценная женщина, вместе с тем она ущербна по своей сути. Ева же сотворена из ребра своего мужа Адама, посему в ней есть и мужское начало тоже, — Максимус говорил это все блуждая взором, но тихий голос был проникновенным, было все равно, что он говорит, лишь бы он еще и еще говорил, нес всякую умную чушь, которая доставала до глубины души. Его пальцы осторожно коснулись основания моей шеи. Я привычно дернулась и подалась вперед, потом взяла себя в руки и осторожно пошла навстречу руке, нежно шедшей по позвоночнику.
— Ты вся как комочек нервов. Я не причиню тебе зла, Ева.
— Ты сейчас очень похож на змея, — улыбнулась я, через силу.
Максимус молча взял из вазочки яблоко и подал мне. Я приняла маленькое наливное яблочко. И откусила. Максимус отнял яблоко у меня и откусил сам. Я поняла смысл игры и доиграла ее до конца, мы вместе съели это яблочко.
— Ты понимаешь все налету. Я с тобой словно несколько лет знаком.
"Даже не представляешь насколько близко, хотя на счет нескольких лет ты загнул, конечно", — съязвила я мысленно. Меня несло, куда я сама не знала. Я поддалась на теплые волны, позволила им овладеть собой, вести себя. Наконец, я расслабилась и наконец-то услышала, что в ресторане играет оркестр, гудит людской говор, услышала даже шорох наших одежд, биение своего сердца. Я стала слышать и видеть больше, хотя волнение мое нарастало.
Максимус тоже повеселел, взял горсть винограда и по ягодке давал мне. Я решила попробовать украдкой целовать кончики его пальцев. Он смотрел на меня с сердечной теплотой, всячески поддерживал начинания и подбадривал.
— Ты не хочешь потанцевать, дитя мое?
— Я не люблю танцевать, — вдруг застопорилась я, понимая, что танцевать с ним я совершенно не хочу. Только один мужчина может приглашать меня, и это не Максимус.
— Жаль. Мне кажется, ты должна хорошо танцевать.
— Я никому ничего не должна, — фыркнула я, стряхивая с себя дурман.
Теплая рука легла мне на поясницу, меня прошило током. Еще пытаясь спротивляться, я сделала движение, чтобы снова встать. Но Максимус мягко коснулся моего затылка и стал ласкать шею. Я снова стала забывать, кто я есть, позволила теплоте уносить меня дальше от себя самой.
— Ты забавная. Смелая там, где должна быть робкой, и ершишься в самых элементарных ситуациях, — смеясь, заметил Максимус, он перебирал руками прядь парика и любовался игрой света на ней.
— Я такая, меня не переделаешь.
— Ну, это ты так думаешь, — вкрадчиво сказал он, — Ты не хочешь сбежать из Эдема?
— Куда? В шубке были ключи от номера. Ладно, я могу восстановить их, но документы тоже были в шубке.
— Бедняжка. Я дам тебе свое пальто, чтобы ты не замерзла. Ева.
Мы подошли к гардеробу. Максимус взял свое пальто и помог мне надеть его. Он сам запахнул его, стоя за моей спиной и довольно сильно прижал к себе, уткнулся в парик. Я растворялась, меня почти не было, я вся была в его нежной заботе, как муха в смоле, я застывала в ней, хотелось оставаться так дольше. Но когда я уже готова была окончательно потерять себя, Максимус резко отпустил меня. Я неловко застегивалась, голова кружилась. Максимус почти с отеческой лаской наблюдал за мной. А хотелось еще раз окунуться в эту смолу.
— Так куда мы поедем? — спросила я, уже в такси.
— Ко мне домой. Про меня здесь говорят, что я все тащу к себе домой. Тебе все равно некуда пойти, так какая разница куда? — улыбался Максимус. Он грел мои руки в своих, хотя мне не было так уж и холодно.
— А у тебя там наверное много народу, — "смутилась" я.
— Прислуга, в основном в галерее, им дело нет до меня. Есть еще помощница, — Максимус посмотрел на часы, — но она уже спит.
Я пододвинулась к нему поближе и положила голову на плечо. Максимус гладил мои волосы и молчал.
Дома он снял с меня пальто. У меня появилась безумная идея, попросить его позвать помощницу, пока все не зашло слишком далеко, но я тут же оказалась от этой мысли. Максимус помог мне снять тяжеленное пальто и попытался поцеловать, но я увернулась и поцелуй пришелся чуть ниже уха. Меня затрясло. "Пора с этим кончать!" — вопило все мое существо, но что-то внутри шептало: "Продолжай, еще не все закончено!".
Если подумать, то с хозяином я уже целовалась при чем по собственной инициативе, то есть фактически это не является изменой, это просто повторение пройденного. Максимус тем временем обнимал меня и преспокойно ненавязчиво толкал к спальне.
В его квартире было темно. Он не стал зажигать свет, а, тихо прикрыв дверь, развернул меня к себе и лицом и начал нежно целовать, я чувствовала, как пульсирует одна на двоих кровь, но этот кровоток надо было нещадно рвать. Я уже сама была не рада, что все это затеяла, неизвестно, кому будет больнее, когда я разоблачусь. Но кое-что и я должна урвать.