Ну вот, кажется, все: сама она похожа на человека, белье постирано, высушено и убрано, следов воды на полу не осталось.
В дверь постучали.
Девушка улыбнулась: стучать на этом постоялом дворе мог только один человек, во всяком случае, из тех, кого она видела. Наверное, пришел позвать ее поесть.
- Одну минуточку, я оденусь, - не стоит расхаживать перед ним в дезабилье.
Судя по тому, как резко потемнело в комнате, на улице все же начался долгожданный дождь. Догадки подкрепила дробь капель по стеклу, тяжелая, мерная. Значит, ливень, ливень всегда начинается с таких редких крупных капель. Оставалось надееться, что дождь принесет прохладу или хотя бы избавит от изнуряющей духоты.
Торопливо дошнуровав корсаж и облачившись в платье, Зара щелкнула задвижкой, решив, что влажные волосы не скомпрометируют ее в глазах мужчины. Смешно, право, она и не в таком виде перед ним появлялась когда-то. Давно, будто в прошлой жизни.
Меллон, в свежей рубашке, тоже, очевидно, озаботившийся уничтожением пыльной патины дорог, держал в руках какую-то баночку.
- Простудиться не боитесь? - он кивнул на ее тяжелую косу со слипшимся от влаги кончиком. - Тепло теплом, а сквозняки бродят, сами не заметите, как заболеете.
- Хорошо, - согласилась девушка, - сейчас просушу
полотенце и еще раз промокну.
Дернув за край ленты, она дернула головой, распуская волосы. Спину тут же приятно захолодило. Зара потянулась за висевшим на единственной спинке кровати полотенцем, немного поколдовала над ним и, наклонившись, заключила влажные пряди в пушистые объятия.
- Меллон, Вы что-то хотели?
- Да, взглянуть на Вашу шею. Мне очень не нравится это пятно.
- Если Вам так хочется, - продолжая заниматься волосами, девушка села на кровать, повернувшись к нему спиной.
Несколько минут ничего не происходило: видимо, маг внимательно изучал подозрительное место, - а потом Зара ощутила прикосновение его пальцев. Гномья матерь, больно ведь!
- Да, это укус, - вынес вердикт Аидара. - И, между прочим, у Вас под кожей кусочек жала.
- Жала? - удивленно переспросила девушка. - Но я не видела ни ос, ни пчел.
- Полагаю, это шутки одного из местных насекомых. Тихо, не дергайтесь, я вытащу и смажу дезинфицирующей мазью.
- Возьмите из моей сумки ту, что дала Апполина.
- Боюсь, на ранение это не тянет, - усмехнулся Меллон. - А теперь не двигайтесь.
Извлечение жала оказалось болезненным и трудоемким процессом, занявшим несколько минут. Малюсенький кусочек - а доставил столько проблем!
Продемонстрировав извлеченное орудие мести насекомых и удивившись, как Зара могла не ощущать его присутствия (когда тебя жалят десятки мошек, и не такое не заметишь, везде же болит и чешется), Аидара открыл принесенную баночку и начал осторожно обрабатывать место укуса.
Мазь приятно холодила, не менее приятно, чем чувство, вызываемое движением его пальцев. Девушка поймала себя на мысли, что хотела бы, чтобы он просто массировал ее шею, с
тем же легким нажимом и узкой амплитудой движений.
То ли он услышал ее невысказанную просьбу, то ли его рука просто соскочила, но на несколько мгновений пальцы коснулись ложбинки между ключицами, на пол ладони ниже места укуса. И тут же вернулись на место.
- Все, мазь впиталась и должна снять покраснение. Пожалуйста, где-то с час не трогайте шею руками, а волосы лучше перекиньте вперед, чтобы не смазать.
Зара поблагодарила его и, аккуратно перехватив пряди лентой, оставила их лежать на плече.
До Убрека с горем пополам добрались к полудню следующего дня.
Город встретил их запахом лепешек, продуктов жизнедеятельности мелких животных (вездесущих коз, с горячим энтузиазмом обгладывавших кору несчастных хлипких кустов и деревьев в окрайных районах) и гортанными криками возницы, пытавшегося силой слова сдвинуть с места груженую кирпичами подводу. Колесо попало в яму, а осел (лошадь могли позволить себе не все, да и зачем уродовать животное на черной работе?), обрадовавшись передышке, замер в позе философа.
У Убрека не было стен, не было ворот, возле которых могла бы дежурить стража, он напоминал гигантское скопление домов, разбросанное по обеим сторонам мутной речушки. Предприимчивые горожане, в свое время задумавшиеся как о защите от неприятеля, так и о собственном удобстве, прорыли несколько каналов, рассекавших город на неравные сектора.
Жалобно скрипели под копытами лошадей доски моста. Глянув вниз, Зара заметила подростков, стоя по пояс в воде, ловивших сачками рыбу. Странно, в этой желтой воде еще что-то водится?
Замелькали мазанковые домишки окраины, напоминавшей традиционное сельское поселение.
Домашняя птица рылась в канавах вдоль улицы, отыскивая червячков. Пылали жаром разверзнутые недра летних печей
во дворах. Женщины в ярких, преимущественно окрашенных в осенней гамме, закрытых платьях что-то резали, перемешивали содержимое огромных котлов, занимались прочими каждодневными обязанностями.
Узенький канал наискось пересек улицу, будто отсекая от города сельскую жизнь. Тут даже было некое подобие набережной - дощатый настил с перилами.
Дома стали кучнее, благообразнее, постепенно исчезала живность, и наконец улица стала похожей на улицу. Появились разносчики, переброшенные от дома к дому веревки с мокрым бельем, разнообразные лавочки, даже мелькнул какой-то храм.
Первым делом нужно было разыскать кабачок, завсегдатаем которого числился Эшбрех. Найти его там - один шанс из десяти, но с чего-то нужно начинать. Эрш говорил, что заведение расположено в квартале под романтичным названием 'Трезубец'. Квартал старый, значит не затерялся среди коз. Название наводило на мысль, что в нем что-то троилось. Сеньорита Рандрин предположила, что каналы: центральная ось - река, две боковые - искусственные протоки, но Меллон возразил, что тогда бы был не один, а целых три квартала: водные преграды обычно служат границей.
Решили не гадать, а спросить у кого-нибудь из местных жителей. Первый же убрекец подсказал, как найти кабачок, даже вызвался проводить за медную монетку.
Никаких каналов в квартале не обнаружилось, все оказалось гораздо прозаичнее: название ему дал рисунок улиц. Одна центральная, широкая, две, под углом к ней, поменьше, и множество проулков. В одном из них и располагалось заведение 'У веселой хохотушки'.
Хохотушкой, очевидно, была хозяйка, женщина весомых достоинств и свободных нравов. Одевалась она, как и все горожанки центральных кварталов, наполовину как анторийка, наполовину как жительница восточных княжеств: длинное свободного покроя платье с декольте, не столько скрывавшим,
