– Вот! – Хельги даже проигнорировал «дурное воспитание». – Это я и хотел сказать! Именно – неправильное! Мне с первого момента стало казаться: НЕПРАВИЛЬНАЯ она.
– Я знаю, что было не так, – подал голос Эдуард.
– Знаешь – говори! – велела Энка.
Принц смутился:
– Я подумал… Помните, когда я увидал вас в лесу? Тогда война еще только начиналась, а я сразу знал, что вы враги. У меня в голове сидело: все нелюди – враги. Я испугался… А она встретила столько нелюдей, и хоть бы что! Конечно Рагнар ее спас, его незачем было пугаться, а мы были с ним… Но она вела себя так, будто никакой войны нет вовсе: требовала, претензии какието предъявляла. Будто ей без разницы, люди перед ней или нелюди. Может быть…
Эдуард говорил сбивчиво, запинался и краснел, опасаясь обычных насмешек. Его слушали внимательно и серьезно.
– Продолжай, – кивнул Хельги.
– Может быть, ей и правда все равно, как тем, в Трегерате. Но вдруг нам не все равно? Откуда ей знать? Вдруг мы коварные и злые и хотим просто отбить добычу у орков, а после станем ее мучить и требовать за нее выкуп? Сейчас ведь всякое возможно!
– Даа, – задумчиво протянула Меридит. – В словах твоих есть резон. Самитра вела себя странно. Скажем так, несовременно. Может, она просто дура? – В голосе дисы звучала робкая надежда.
– Или бедняжка жила в изоляции от внешнего мира и ничего не знает о войне? Такое случается в монарших семействах Юга, – предположил эльф, сам не веря своим словам. – Такое случалось. Лет триста назад. С тех пор мир успел измениться.
– И между прочим – где орки? Те, что поймали ее, а после упустили? Где погоня? Только не говорите, что они нас не нашли или им надоело за ней бегать, – посприггански фыркнул Хельги. – Орки не отпускают пленных. И не упускают.
– Короче, история очень странная, – сделала вывод Энка. – Надо за Самитрой последить. На всякий случай.
Наблюдения пользы не принесли. Ничего скольнибудь подозрительного Самитра не совершала. Брела себе под ручку с Рагнаром, болтала не умолкая, глуповато и манерно хихикала.
– Ты неправильно делаешь. Надо следить не днем, а ночью, – посоветовал Хельги сильфиде. – По ночам вершатся черные дела и проявляются злодейские сущности. – Сказал и вздрогнул. В последнее время от слова «сущность» его мутило.
– Сам и следи! – тихо буркнула Энка в ответ. – У них ночью другие дела вершатся, мне интереса нет на такое смотреть. Я не извращенка. Достаточно того, что слушать приходится…
С тех пор как компания покинула Трегерат, наемники в дополнение к защитному кругу установили ночные дежурства. Привлекли Аолена с Орвудом, но людям ничего не сказали – из деликатности. От людей ночью проку мало, они не видят в темноте, а Рагнар (прежний Рагнар) и Ильза наверняка почувствовали бы себя неловко, узнав, что мирно спят всю ночь, когда другим приходится нести караул.
В результате Рагнар и Самитра не подозревали, что отношения их с самого начала были лишены должной интимности. Уши ведь не заткнешь, стоя на посту. Любовники устраивались на ночлег в опасном удалении, прятались за кустами и валунами, но принять во внимание остроту слуха нелюдей они не могли. И те, смущенные, коротали время под аккомпанемент их охов и вздохов.
Итак, наблюдения ничего не дали, а Рагнар между тем продолжал меняться. Из отрешенного он стал раздражительным и резким: все, что отвлекало его от Самитры, воспринимал в штыки, все, что могло не понравиться Самитре, выводило рыцаря из себя. И наконец разразился скандал.
В тот злополучный день еду готовил Эдуард. Эту работу никто не любил. Чтобы никто не обижался, ее выполняли все по очереди. Поэтому качество пищи было непостоянным. Лучше всех готовила Ильза, вполне прилично – эльф и гном, более или менее съедобно – Рагнар и Энка, отвратительно – Хельги. И совершенно тошнотворно – Меридит. К счастью, делала она это крайне редко. Когда подходила ее очередь, обязательно находился желающий ее заменить. Из самосохранения.
Эдуард в этом списке размещался гдето между Хельги и Меридит. Его тоже обычно заменяла Ильза, но накануне девушка здорово обожглась, снимая котелок с огня, и готовить не хотела, хотя эльф и залечил ее ожог рекордно быстро. Пришлось принцу самому варить суп. Никто, кроме Энки, супов не любил, но готовка их казалась делом более или менее простым: покидал в воду все, что есть под рукой, и жди, когда закипит.
Сварил коекак. Стали есть.
Рагнар подошел последним сперва он устраивал Самитре столик и сиденье из валунов, потом чистил песком прокопченную миску, затем украшал импровизированный стол цветами и наконец явился за супом. Налил из котла щедрой рукой, не заботясь, останется ли ему самому. Отхлебнул для пробы. И началось!
И без того не слишком красивое лицо рыцаря исказилось злобной гримасой.
– Варил кто? – рыкнул он.
– Ну я, – ответил Эдуард, тоже не очень приветливо. Рагнара он считал лучшим своим другом и теперь чувствовал себя покинутым и обиженным. Променял друга на бабу!
– И ты думаешь, Самитра станет есть эти помои?! – Глаза Рагнара метали молнии.
– А мне что за дело? Не хочет – пусть не ест. Подумаешь, цаца! Денек поголодает, ей только на пользу пойдет. Похудеет.
Зря он так сказал!
Рагнар взревел как разъяренный бык, глаза налились кровью, губы сжались и побелели. Размахнувшись, рыцарь ударил бедного повара в лицо, едва ли не со всей своей богатырской силы. Эдуард отлетел на несколько шагов, упал спиной на камни. Взбесившийся рыцарь шагнул к своей жертве, хотелось бить еще и еще…
Но на пути оказался Хельги. Возник как изпод земли. Только что был у ручья, полоскал миску, а теперь стоял перед Рагнаром, – в глазах красный огонь, лицо застыло как камень.
И Рагнар понял: сделать еще один шаг ему не позволят. Грязно ругнувшись, он побрел прочь, к глупо хихикающей Самитре.
– Ну не плачь, не надо, – с непривычной лаской утешала парня Энка, гладила по седой голове. Меридит мокрым эльфовым платком вытирала разбитое лицо. Ильза тихо хлюпала гдето рядом.
Принц рыдал безутешно. Не потому, что болели расквашенные губы и разодранная о камни спина. Первый раз в жизни его предали понастоящему. Притом человек, которого он так уважал и любил, считал своим идеалом! А те, кто всегда смеялся над ним, издевался и мучил, теперь утешают, жалеют, сами чуть не плачут. И от этого становилось еще горше…
Хельги стоял чуть поодаль отвернувшись. Старался подавить вдруг напавшую дрожь. Ему много приходилось убивать за свою пока недолгую жизнь. Очень много. Слишком даже. Но впервые он был готов убить друга.