– А почему нигде не видно бека Борислава? – полюбопытствовал у него Вениамин, кося завидущими глазами на вносимые дары. Завидовал он, разумеется, не кагану, а тем бекам и ганам, которые сумели ему угодить. Сам Вениамин немало поломал голову над тем, чем бы удивить пресыщенного Обадию и пустить пыль в глаза конкурентам. И теперь он был почти уверен, что его дар надолго западет в память как кагану, так и всем ганам и бекам, присутствующим на пиру.
– Борислав проклят волхвами Велеса и казнен как существо, связанное с Навьим миром, – глухо произнес скиф.
Бек Красимир испуганно ахнул, бек Вениамин вздрогнул и уставился округлившимися глазами на Карочея:
– Ты сам видел его тело?
– Тело видел, но у этого тела не было головы.
– Но зачем она понадобилась волхвам?
Карочей промолчал, просто не был уверен до конца в своей догадке. Отрубленную голову упыря, если, конечно, верить ведунам и баяльникам, навьи подносят на золотом блюде Дракону. Как особое лакомство и как признание его всевластия в Навьем мире, ибо головы простых смертных Дракон вправе взять и сам.
– Дар бека Вениамина, – громко произнес служка в серебристом кафтане и торжественно взмахнул рукой. Его товарищ замешкался в дверях, и поэтому в зале возникла неловкая пауза. Бек Вениамин порозовел в предчувствии триумфа. Даже равнодушный вроде бы ко всему Обадия поднял голову и с интересом глянул на покрытый куском златотканой парчи поднос. Польщенный его вниманием бек Авраам взял из рук служки бесценный дар и поднялся с ним на помост. Каган сам сдернул кусок материи и отшатнулся. Бек Авраам не удержался от крика, который тут же утонул в воплях вскочивших ганов. На золотом блюде лежала голова гана Борислава Сухорукого, а из его страшно разинутого рта торчала голова змеи.
– Будь ты проклят, Дракон Обадия, отныне и во веки веков, – прозвучал вдруг в наступившей тишине громкий уверенный голос. – И пусть сие проклятие падет и на головы твоих потомков.
Каган опомнился первым. Его голос не менее зычно и грозно прозвучал под сводами зала:
– Схватить негодяя!
Ганы и беки замерли в ужасе, ошалело глядя друг на друга. Никто не видел человека, произнесшего страшные слова. Гвардейцы, вбежавшие в зал, накалили и до того напряженную ситуацию до предела. Никто не знал, кого хватать и за какую вину. Бек Вениамин стоял белее мела и готов был уже, кажется, грохнуться в обморок. Карочей вовремя поднес ему кубок вина и ободряюще похлопал по плечу.
– Это работа боготура Осташа и волхва Мстимира, – произнес скиф довольно громко. – Печальникам бога Яхве угрозы жрецов языческих богов не страшны.
– Истину сказал, – подхватился с места рабби Иегуда. – Голову бека Борислава следует похоронить с честью. И продолжить пир во славу кагана Обадии.
Страшное подношение быстро унесли из зала. Но пир явно не задался. Бек Вениамин, хвативший лишку, все время пытался оправдаться перед каганом, хотя никто его ни в чем не обвинял. Все остальные угрюмо помалкивали, отлично понимая, что проклятье, произнесенные неведомо кем сегодня, – это не пустое сотрясение воздуха, а пролог великой смуты, в которой многим из ныне сидящих за столом придется сложить головы. Каган Обадия назван Драконом, а следовательно, все его сторонники станут изгоями и проклятыми в собственных родах и племенах, ибо из Навьего мира нет возврата в мир людей. А есть только битва – вечная битва на Калиновом мосту. Которая если и закончится, то только тогда, когда падет голова последнего ближника Дракона Обадии.
Глава 5
Ловушка для Сокола
Бек Красимир со всеми чадами и домочадцами перебрался по велению кагана Обадии в Сарай в середине лета. Город встретил нового правителя настороженно, но особой враждебности Красимир не почувствовал. О недавних событиях в Итиле в городе, конечно, знали, но его разноплеменное население предпочитало эту тему не обсуждать, боясь навлечь на себя гнев нового кагана. Со своей стороны, новая власть в лице бека Красимира не спешила утеснять печальников иных богов, разоряя их капища и храмы, как это было в Итиле. И обыватели понемногу успокоились. А новому верховному беку, проезжавшему по улицам Сарая во главе своих мечников, иной раз желали здравия по старой укоренившейся привычке. За два месяца Красимир успел уже обжиться в городе, обрасти ближниками и печальниками из местных ганов и купцов, которые очень хорошо понимали, что правителю надо пить и есть, а потому на щедрые дары не скупились. Да и как обнести дарами человека, состоящего в свойстве с самим каган-беком Ицхаком Жучином, родным дядей нового кагана? Из Русалании никаких худых вестей не поступало. Похоже, атаманы так и не пришли к однозначному выводу: виновен ли в смерти вождей Обадия, или вина целиком лежит на черни. Молчали и великие князья Руси. Тем не менее бек Красимир во избежание неожиданностей велел подновить кое-где городской вал, а также подправить стены обветшавшей городской цитадели.
Появление в Сарае беков Карочея и Вениамина стало для Красимира полной неожиданностью, и нельзя сказать, что приятной. Слухами, как известно, земля полнится. И кое-какие сведения дошли и до ушей нового правителя Сарая. Поговаривали, что бунт черни был делом рук не только безумца Хабала, но и ближних к Обадии беков, которые, используя чернь, расправились и с Турганом, и с неугодными вождями. Распространителей подобных слухов Красимир велел отлавливать и драть кнутом, но крутые меры помогали мало. И очень скоро весь город узнал, что новый каган Обадия проклят Велесовыми волхвами и объявлен Драконом. И даже новое прозвание появилось у кагана – Змей Тугарин.
– Этого следовало ожидать, – усмехнулся бек Карочей, выслушав Красимира. – Волхвы не дремлют.
– А князья и атаманы?
– А вот затем мы с беком Вениамином и приехали в Сарай, чтобы прощупать настроение наших ближайших соседей. Твое здоровье, бек Красимир.
Правитель Сарая принимал гостей во дворце предшественника, расположенном вне стен цитадели. Ибо сарайская цитадель была слишком угрюмым и мрачным местом, чтобы здравомыслящий человек поселился там в мирное время. А при дворце имелся чудесный сад, ароматом которого сейчас наслаждались уважаемые беки, сидящие за столом, установленным на открытой террасе. Дни в эту пору стояли жаркие, но под вечер с реки потянуло прохладой, а потому ничто не мешало пирующим отдать должное вину и яствам, выставленным на стол хозяйкой Яриной. Карочей вскользь заметил, что после рождения сына ганша стала еще прекраснее и беку Красимиру следует удвоить осторожность, дабы уберечь жену от охальников, разевающих рот на чужой каравай.
