Рискуя порезаться или проткнуть ногу, Миша взлетел на вершину оружейной горы и вцепился в катапульту.
— Ты чего, она же сломанная? — шепотом сказал Йорик и сейчас же две стрелы со свистом влетели в пылающий костер.
— Надо, — ответил милиционер. — Не суйся, за огнем следи!
Йорик фыркнул и, ухватив зубами бамбуковый дротик, поволок его к огню.
Ежесекундно рискуя получить стрелу, Миша ворочал и раскачивал катапульту, подцеплял ее пикой, как рычагом и наконец сумел сдвинуть с места. Скрипя и грохоча, деревянная станина сползла с кучи и остановилась возле гигантской кирасы, на отполированных боках которой плясали отблески костра, превратившегося стараниями Йорика в небольшой вулкан.
— Как я ее лихо! — похвастался милиционер.
— А на хрена? — резонно поинтересовался Йорик.
— Да, на хгена? — подхватил Цвей, только что вернувшийся из разведки.
— За надом, — ответил Миша. — Ну что, есть там выход?
Цвей помотал зубастой мордой.
— Значит я не зря старался. Будем прорываться здесь. Как вы думаете, телега кирасу выдержит?
Милиционер ухватился обеими руками за край гигантского доспеха и приподнял его.
— Порядок. Теперь только лук снять. Подбросьте еще дров, а то постреливают.
Тем временем кавланы не зевали. Увидев, что стрелы не приносят противнику ни малейшего вреда, и вообще черт знает куда летят, они сменили тактику. С грохотом и скрежетом на поле брани появился огромный дощатый щит с узкими прорезями. Сквозь прорези, виднелись прищуренные глаза двух кавланов.
Странная штуковина придвинулась на несколько шагов и замерла на месте.
— Опа!
Опустив топор, которым только что снес со станины лук баллисты, Миша уставился на агрегат. За шиворот стекло несколько капель пота — Йорик и Цвей так расстарались с костром, что в подвале сделалось жарко как в парилке. Сверхчувствительные к свету кавланы даже не пытались высунуться из-за угла.
Некоторое время за щитом шла какая-то возня, и вдруг в воздух взмыл целый сноп дротиков.
— Ложись! — заорал Миша, ныряя под станину.
Гулко вжикнув, дротики разлетелись по коридору. Несколько штук угодило в костер.
— Спасибо, дров хватает! — крикнул Миша. — А теперь — пшли вон!
Выхватив из огня полуобгоревшую дубинку, он швырнул ее в щит. На кавланов обрушился целый фейерверк обжигающих искр. Мгновенье — и две остроухие тени, стуча копытами, исчезли за углом.
— Быстрей, пока еще чего-нибудь не удумали, — скомандовал милиционер, снова ухватившись за край доспеха. Одно движение — и здоровенная кираса, перекатившись через бок, легла на станину. Миша повернул тележку так, чтобы нижняя, широкая часть стального панциря смотрела на кавланов.
— Набивайте ее деревяшками. Живей!
Йорик и Цвей забегали, залетали, подтаскивая к кирасе разбитые щиты, дротики, знамена. Скоро кираса стала напоминать печь, которую неопытный истопник под завязку набил дровами.
— Хватит! — скомандовал Миша. — Запаливаю!
Выхватив из пламени горящее древко копья, он сунул его в самое сердце «печи».
Из-за угла показались трое кавланов. Кошачьи глаза были прикрыты чем-то вроде солнцезащитных очков — закопченных стеклышек, насаженных на проволочку. В руках чудища держали луки.
Огонь лизнул бамбуковые дротики и жизнерадостно затрещал.
Кавланы вскинули луки. Гитарно зазвенели натянутые тетивы.
Ярко вспыхнуло оперенье стрел, занялась ткань на старом знамени. Миша уперся руками в спусковой механизм бывшей катапульты. Адская печь, грохоча, покатилась на кавланов.
— Поберегись!
Чудища кинулись врассыпную, вопя от ужаса и бросая оружие. Под ногами, спасаясь, верещали давешние мелкие тюремщики. Пышущая жаром самоходная печь летела вперед, сметая все на своем пути.
— ЙИИИ!!! — горланил Йорик, мчась по темным коридорам.
— Могды гасцагапаем! — орал из-под потолка восприимчивый Цвей.
Миша молчал, глядя мутным взором прямо перед собой. Он задыхался. Он бежал из последних сил. Вылетающие из кирасы искры и головешки превратили его одежду в дымящиеся лохмотья. Некогда аккуратный белый бобрик на голове превратился в изрытый метеоритами лунный пейзаж. Лицо и руки вспухли волдырями. Но милиционер продолжал двигаться вперед. Поворот за поворотом, коридор за коридором. Он давно уже потерял ориентацию. Проклятый кавланский дом казался одним огромным адским лабиринтом, по которому он, чем-то прогневивший богов, будет вечно толкать телегу с костром. Влево, вправо, вправо, прямо, влево. Гудело в ушах. Перед глазами кружились черные, серебряные и огненные мухи. Или это не мухи вовсе, а горящие глаза кавланов? Ну да, конечно! Ведь печь погасла! Кавланы снова оказались в родной стихии, в милом их сердцам мраке и теперь…
— Выход! — заорал Йорик.
— Улица! Нагужа! Спасены! — подхватил Цвей.
Миша поднял глаза. За огненным жерлом печи дрожал белый расплывающийся прямоугольник. Недалеко. Совсем недалеко. Всего несколько шагов…
В тот день жрецы Светлого Бога Снаоса, поспешавшие в храм к праздничной службе в честь Дня Короля и решившие срезать путь, пройдя мимо Алиен Штрассе, стали свидетелями странного знамения. Из черной прямоугольной дыры в стене кавланского дома выскочил череп на кошачьих лапах. Вслед за ним, восторженно щебеча, вылетел желтый дракон.
А после скатилась по ступеням телега, на которой лежала огромная кираса, и внутри пылал огонь. Телегу толкал светловолосый юноша. Оказавшись на улице, он рухнул на мостовую и остался недвижим. От тлеющей одежды поднимался дым. Дым поднимался и от оперения стрелы в его боку.
— Король! Король! — зашелестело вокруг.
— Молоденькииий!
— Глядите, какая свита.
— А где же регент? Где Алибор?
— Ха-ха, сестра, ну ты даешь. В каталажке, конечно, где ж ему еще быть! Король его терпеть не может.
— Жаль. Такой красавчик был. Я только ради него на парады и ходила.
— Ищи теперь в Кутузкином Квартале. Хлебушка захвати. Их, говорят, плохо там кормят. Нынче вместо регента колдун королевской гвардии заправляет. Заззу. Да вот он!
— Ух, а это что за краля с его величеством?
— Фаворитка. Неужели не слыхал? Загадочная девица. Не из наших. Как из-под земли выросла. Король втюрился так, что шагу без нее шагнуть не может.
— Ну, в его годы по-другому и не втюришься. Но глянь, какая уродина! Ведь без ушей, Кизиинском клянусь, без ушей! Обрубки какие-то. А как зовут-то ее…
Голоса гудели и зудели в голове как мухи в жаркий день. Миша пытался прогнать их, но ничего не выходило. Невидимые субъекты лопотали и бормотали, и восхищались, и спорили… и все происходило в кромешной тьме. И слышалось неважно, будто звук проходил через вату или через толстое одеяло.
