В тот день жрецы Светлого Бога Снаоса, поспешавшие в храм к праздничной службе в честь Дня Короля и решившие срезать путь, пройдя мимо Алиен Штрассе, стали свидетелями странного знамения. Из черной прямоугольной дыры в стене кавланского дома выскочил череп на кошачьих лапах. Вслед за ним, восторженно щебеча, вылетел желтый дракон.
А после скатилась по ступеням телега, на которой лежала огромная кираса, и внутри пылал огонь. Телегу толкал светловолосый юноша. Оказавшись на улице, он рухнул на мостовую и остался недвижим. От тлеющей одежды поднимался дым. Дым поднимался и от оперения стрелы в его боку.
– Король! Король! - зашелестело вокруг.
– Молоденькииий!
– Глядите, какая свита.
– А где же регент? Где Алибор?
– Ха-ха, сестра, ну ты даешь. В каталажке, конечно, где ж ему еще быть! Король его терпеть не может.
– Жаль. Такой красавчик был. Я только ради него на парады и ходила.
– Ищи теперь в Кутузкином Квартале. Хлебушка захвати. Их, говорят, плохо там кормят. Нынче вместо регента колдун королевской гвардии заправляет. Заззу. Да вот он!
– Ух, а это что за краля с его величеством?
– Фаворитка. Неужели не слыхал? Загадочная девица. Не из наших. Как из-под земли выросла. Король втюрился так, что шагу без нее шагнуть не может.
– Ну, в его годы по-другому и не втюришься. Но глянь, какая уродина! Ведь без ушей, Кизиинском клянусь, без ушей! Обрубки какие-то. А как зовут-то ее…
Голоса гудели и зудели в голове как мухи в жаркий день. Миша пытался прогнать их, но ничего не выходило. Невидимые субъекты лопотали и бормотали, и восхищались, и спорили… и все происходило в кромешной тьме. И слышалось неважно, будто звук проходил через вату или через толстое одеяло.
Помимо всего прочего было трудно дышать. Воздух превратился в вонючую дерюгу и принципиально не шел в легкие, остановившись перед распахнутым Мишиным ртом.
Почувствовав, что вот-вот задохнется, милиционер замолотил руками и вдруг угодил во что-то мягкое, и это что-то, жалобно пискнув, отлетело в сторону. Тотчас в легкие хлынул поток воздуха, пахнущего целебными травами, духами и еще чем-то знакомым и неуловимым, чем-то, чей запах теряется в детстве.
Миша открыл глаза. Взгляд уперся в покрытый бурыми пятнами синий балдахин с большой заплаткой посередине.
– Не успел очухаться, сгазу дгаться, - обиженно пропищало над ухом.
Миша повернул голову.
– Ты?!
– Я, - подтвердил Цвей.
– Зачем ты меня душил?!
– И вовсе я не душил. Я тебя пгятал!
– Что ты мелешь! От кого ты меня прятал?
– От них, - дракончик мотнул зубастой головой.
Миша посмотрел в том направлении, потом бросил взгляд по сторонам и снова уставился туда, куда показывал желтый зверь.
Он лежал на койке под синим заплатанным балдахином. В изножье балдахин был откинут. За ним, спиной к молодому человеку, рядами стояли эльфы, много эльфов - мужчин и женщин - в одинаковых коротких синих куртках. Те, у кого куртки поновее, стояли впереди, а обладатели латанных, штопанных и просто не слишком новых курток жались к кровати.
– Король, король! - шелестело кругом.
Эльфы из задних рядов вставали на цыпочки. Серебряные ленточки звенели в волосах, повязанные на кончиках треугольных ушей разноцветные бантики радостно трепыхались.
– Зачем ты меня от них прятал? Им до меня и дела нет. - Миша выразительным жестом обвел спины эльфов.
– Да не от них, дубина! - донесся из-под койки голос Йорика. - От короля, верней, от ее пассии. Да сам погляди, только осторожно.
Миша сел. В голове забили разом сто барабанов, и военный оркестр заиграл переложение "Собачьего вальса" для рельса и молотка.
– Че, альтег эго, хгеново? - осведомился Цвей, продемонстрировав, что с Йориком он давно на короткой ноге.
– Переживу.
Ухватившись за раму, на которую был натянут балдахин, Миша рывком встал на кровати. К инструментам, грохотавшим в голове, прибавился большой набатный колокол. Милиционер пошатнулся, но удержался на ногах.
Сквозь летавшие перед глазами серебристые круги он увидел внутренность огромного здания, сочетавшего в себе черты храма и больницы. С высоченного куполообразного потолка на Мишу благосклонно глядел мозаичный эльф в синих одеждах, с непомерно длинными острыми ушами и совершенно лысый. В правой руке он сжимал не слишком хорошо прорисованный инструмент, похожий на гибрид скальпеля и отвертки, а левой протягивал золотую чашу. Ее содержимое ядовито-зеленого цвета должно было, по замыслу художника, символизировать "Дарующий жизнь и здравие благословенный бальзам Светлого Снаоса". Во всяком случае, так гласила поясняющая надпись.
Пространство между потолком и полом было заполнено раскрашенными скульптурами все того же Снаоса - от крошечных, которые впору продавать в сувенирных лавках, до колоссальных. Свет, падавший из огромных полукруглых окон, освещал их так хитро, что они казались живыми, только замершими на миг, и храм походил на огромный рынок, где торгуют зеленым зельем и отвертками.
Под бесчисленными Снаосами тянулись длинные ряды коек, накрытых балдахинами, а перед ними, вытянувшись во фрунт, стояли эльфы в синих коротких куртках.
Мимо этих самых эльфов по противоположной стороне зала шел тощий длинный русоволосый юнец.
На вид ему было лет семнадцать. Из-за прыщей лицо напоминало модель ранней Земли в геологическом музее - вулкан на вулкане. Мантия, штаны и сапоги сияли от серебряной вышивки. На голове сверкала самоцветами золотая диадема. Слишком широкая для хозяина, она сползала почти на глаза. Остроконечные уши под ее тяжестью поникли, и уныло смотрели в стороны почти параллельно полу. Вплетенные в волосы серебряные ленточки вызванивали что-то очень торжественное.
"Король, елки-палки" - подумал Миша - "Шкет какой-то. Угораздило пацана на царствие".
Несмотря на великолепный наряд, его величество смотрелся недотепой и недорослем - одним из тех, кто вечно влипает в истории и, чему бы ни учился, никогда не получает выше "трояка", даже по физкультуре. Таким выглядел король эльфов.
Но вот его спутница… Миша вытаращил глаза, потер кулаками и снова вытаращил. Пышные темные волосы заплетены все теми же серебряными лентами. Безумное платье - из тех, какие придумывают для Очень Красивых Принцесс романтические школьницы. А в нижней губе… Миша снова протер глаза. В нижней губе эльфийской прелестницы красовался такой знакомый, почти родной пирсинг "скорпионий хвост".
"Бог ты мой, это же Люба! Так это она, стало быть, фаворитка? Вот пронырливая зараза!"
