В этот момент Керилин и остальные остановились; сын Хранителя Света повернулся к Ширелу:
— Эльфы останутся здесь, дальше я поведу только вас, людей. Если вы захотите.
— Не забывай, Керилин, мы с твоей сестрой хорошие друзья… были… хорошими друзьями, — горестно сказал волшебник.
— Хорошо, — кивнул эльф и, бросив взгляд на явно взволнованного Лейруса, откинул образующие плотную завесу дубовые ветви, открывая глазам чудесный хрустальный терем, в несколько раз больший, нежели остальные эльфийские дома. Терем находился на земле, у самого подножия могучего дуба; от того места, где сейчас находился Керилин, к самому крыльцу взбегала прозрачная широкая лестница, от которой отделялись две хрустальные тропинки, ведшие в располагавшиеся по бокам строения башенки в виде цветков водяных лилий.
— Алисия любит… любила лилии, — прошептал волшебник, снова горестно исправляя свою ошибку.
Как только на лестницу ступила нога идущего первым Керилина, раздался тихий звук, напоминавший журчание горного ручья; с каждым следующим человеком, поднимающимся вверх по лестнице, этот звук усиливался и создавалось впечатление, что находишься на самой середине водного потока, весело сбегающего по камням вниз, на равнину. Дверь сама собой отворилась и смутный силуэт, видневшийся за нею и могущий быть чем угодно, оказался эльфом в разорванной в клочья малахитовой хламиде. По человеческим меркам эльф выглядел примерно на сорок лет, седые волосы, обычно зачёсанные назад и спрятанные под венец из крупных листьев, что сейчас болтался на поясе, теперь беспорядочно спадали длинными тонкими прядями на властное лицо, помрачневшее от горя. Потухшие светлые глаза, крючковатый нос, необычный для гладколицых эльфов, крупный подбородок — так выглядел тот, который сделал несколько шагов навстречу остановившимся людям.
— Отец, — обратился было к нему Керилин, но Хранитель Света жестом остановил его речь. Гейдриль неотрывно смотрел на Лейруса, который медленно, словно сквозь сон, равнодушно произнёс:
— Я увижу её и ты мне не помешаешь, Гейдриль, Хранитель Света.
Эльф ответил прерывающимся, осипшим голосом:
— У тебя много недостатков, Лейрус Нерождённый… Ты человек… Но одного у тебя не отнимешь — ты любил мою дочь. И она тебя любила… Иди к ней.
Нерождённый стремительно взбежал по ступеням и проскочил в дом мимо утомлённого эльфа. Гейдриль поднял глаза на сочувственно взирающего на него Ширела, узнал его, кивнул:
— А-а, Ширел…
— Да, Хранитель Света, это я…
— У тебя же нет детей, маг?
— Нет, волшебники не могут иметь семьи, таков обет.
— Ты мудро поступил, не родив детей и защитив себя от многих горестей.
— Но и лишив себя многих радостей, — горько улыбнулся Ширел.
— Радости, которые заканчиваются горестями — зачем они нужны? — возвысил сильный голос Гейдриль. — Зачем? Уж лучше не знать радости… Тогда и горе не будет таким чёрным… Керилин, проводи меня, я хочу пойти в лес.
Сын сразу же очутился возле Хранителя Света и они вдвоём спустились по лестнице и скрылись за лиственной завесой. Ширел, едва сдерживающий рыдания Зеникс и Зихий остались стоять у раскрытых дверей хрустального дома. Древославный робко обратился к магу:
— Мы будем входить?
— Да, но ещё немного подождём, дадим ему время, — проговорил Ширел.
Когда они, спустя двадцать минут, всё-таки вошли в хрустальный терем, в центре главной залы на возвышении лежало тело эльфийской девушки, облачённое в золотое платье с длинными рукавами и усыпанный изумрудами обруч, поддерживающий светло-каштановые волосы. Рядом, среди множества расставленных высоких ваз с лесными и горными цветами, на полу сидел Лейрус, недвижимым взглядом приковавшись к стене. Зихий застыл на месте, любуясь издалека прекрасными чертами лица мёртвой, но выглядевшей полной жизни эльфийской красавицы. Он прекрасно помнил то чувство опустошения и раздражительности, которая присуща человеку, осознавшего потерю кого-то из близких — воспоминания о похоронах матери глубоко отпечатались в его памяти. Поэтому сын Урсуса и не сделал даже попытки подойти к Нерождённому и заговорить с ним. Возможно, такое намерение возникло у Зеникса, но Ширел безмолвно объяснил богатырю, чего делать пока не стоит, и могучий воин осторожно, словно ступая по тонюсенькому льду, подошёл к телу Алисии. Слёзы обильно бежали из глаз сурового Зеникса и тяжёлые капли падали на хрустальный пол. Богатырь опустился на колени перед словно заснувшей красавицей и робко, боясь сделать неловкое движение, коснулся своей рукой руки Алисии. Беззвучно пошептав что-то, Зеникс грузно поднялся и почти на цыпочках вернулся к Ширелу и Зихию. Волшебник, с печалью смотревший на эльфа, развернулся и, не говоря ни слова, покинул жилище Хранителя Света; за ним последовал Зеникс. Зихий тоже собрался было уходить, но что-то, какое-то внутреннее волнение остановило его. Он тихонько приблизился к Лейрусу и сел рядом. Так они и сидели некоторое время, в безмолвии, среди красочных и источающих свежесть и пьянящие ароматы цветов. Потом Зихий услышал характерный звук, испускаемый человеком, судорожно втягивающим в себя воздух. Древославный повернулся к Лейрусу и увидел, как по щекам у того катятся слёзы. Нерождённый тихим, полным печали голосом заговорил:
— Знаешь, у меня ведь теперь никого нет. Никого и ничего… Я совсем один остался. Ни памяти, ни происхождения, ни знания кто я и откуда…
Поражённый словами Нерождённого Зихий каким-то седьмым чувством понял, что никаких вопросов сейчас задавать нельзя. А Лейрус продолжал, не поднимая глаз на Древославного:
— Что-то выбросило меня из небытия, одного, не помнящего себя, ничего о себе, только имя. Как слепой котёнок, доверившись только Ширелу, я метался в ночных кошмарах и в кошмарах наяву — между Демонами Наказания… Я шёл по таинственному Пути, который нужно пройти лишь потому, что его нужно пройти. А почему это мой Путь, почему я встал на него, куда я иду? Вопросы, вопросы… И нет ответов. И значит, и смысла нет… А потом смысл появился — появилась она, — Лейрус повернулся к Алисии и улыбнулся сквозь тихие, без рыданий, слёзы. — Для всего появился смысл, потому что была она. И Путь стал понятным, потому что на нём я повстречал её. Даже когда мы были принуждены расстаться, я всё равно знал, что где-то в Горной Стране, среди этих волшебных лесов, есть она, и я её люблю, и она меня любит, и она меня ждёт. И я шёл по Пути, зная, что он всё равно выведет меня к ней, потому что по-другому и быть не могло. И вот он привёл меня к ней…
Нерождённый поднялся на ноги и склонился над Алисией, с нежностью глядя на неё и кончиками пальцев перебирая её волосы. Внезапно он снова сел и повернулся к Зихию, напрямик спрашивая его:
