Какой-то миг Ганс смотрел, как труп распухает, как на коже вздуваются пузыри, а затем лопаются с негромким хлопком, к которому примешивается треск пламени. Миг спустя пламя взвилось на двадцать футов вверх, выбрасывая желтые и белые языки в небо. Ганс развернул коня и поскакал обратно к Тьюварандису. Боковым зрением Ганс заметил в освещенном окне верхнего этажа фигуру человека. Это окно было рядом с тем, через которое Ганс намеревался проникнуть в дом. Человек простер руки и поднял ладони вверх…
Сучья громко хрустели, отламываясь от стволов и взлетая в воздух. Они неслись со свистом и рушились на дорогу. Ветки хлестали Ганса по лицу.
Ганс забыл про Тьюварандиса — бедняге все равно ничем нельзя было помочь, но Ганс намеревался прекратить те неестественные страдания, которым подверг незадачливого заговорщика Корстик. Ганс забыл про неизвестного человека, кричавшего там, в саду, забыл про фарфоровую кошку и добычу, о которой мечтал. Вновь повернув коня, Ганс направил его галопом вниз по извилистой дороге. Каким-то образом ни одна из падающих ветвей не попала в него. Ганс не придерживал коня до тех пор, пока впереди не показались городские ворота. При виде горящих у ворот факелов Ганса опять охватил первобытный ужас, однако это были самые обыкновенные факелы, каких Ганс немало повидал в жизни. В свежем ночном воздухе не чувствовалось ни малейшего запаха дыма, однако Гансу все еще казалось, что он вдыхает смрад горящей человеческой плоти.
Каким-то чудом Ганс вспомнил, что ему следует завернуться в плащ, чтобы скрыть свое черное одеяние. Нотабль, который, дрожа, скорчился перед Гансом на седле, даже не обратил внимания на то, что его накрыли полой плаща.
Стражники радостно отметили, что серый, должно быть, хорошо пробежался, и посоветовали Гансу обтереть коня после того, как скакун будет расседлан. Ганс проехал мимо, кивнув стражникам. Он не мог говорить — все его силы уходили на то, чтобы не стучать зубами. Его желудок все еще судорожно сжимался.
Тип пообещал присмотреть за конем и получил больше медяков, чем когда-либо видел за всю свою жизнь. Каким-то образом Мигнариал и дрожащий от потрясения Ганс добрались до дома. Коты старались держаться поближе к хозяевам.
Только после того, как Мигнариал помогла Гансу стянуть черные одежды, они оба заметили, что бедро Ганса все в крови. Однако Ганс даже и не подумал наказывать Нотабля: будь у самого Шедоуспана когти, серый лишился бы половины шкуры к тому времени, как достиг бы подножия этого ужасного холма.
Ганс спал плохо. Он старался съежиться, дрожал и стонал во сне. Мигнариал обнимала его, орошая его грудь слезами. Рука Ганса свешивалась с постели, касаясь спины большого рыжего кота, свернувшегося возле кровати. Нотабль тоже вздрагивал во сне. Мигнариал никак не могла заставить руку Ганса надолго оторваться от рыжего кошачьего меха. Наконец девушка сдалась и покрепче обняла своего мужчину.
***
На следующий день Ганс узнал, что вчера вечером Периас-меняла ужинал у Корстика и умер прямо за столом. Таким образом Корстик обнаружил заговор, в котором участвовал помощник повара, а также остальные. Теперь Корстик и Аркала обвиняют друг друга. Периас был деловым партнером Аркалы. Корстик не пошел на заседание Совета, а героически остался дома, в окружении слуг, спящих неестественным сном. Маг вступил в битву с заговорщиками, проникшими в его владения. И одержал над ними победу.
За чем они охотились? Конечно, за жизнью Корстика, за чем же еще?
«Ложь, — подумал Ганс. — Они.., мы собирались забрать всего лишь фарфоровую кошку. Проклятый маг, чудовище!» Бегом вернувшись домой, Ганс обнаружил там новый повод для страха.
Да, имя Периаса пропало из списка, и еще одна ранканская монета исчезла.
Но пропало только имя Периаса и только один империал.
На листе остались имена Ильтураса и Тьюварандиса.
«О нет! О Отец мой Илье, нет, нет! Его же насквозь пронзила толстенная ветка и он висел на ней! Ветка толщиной с мою ногу! Он не мог остаться в живых!»
И все же высокий седовласый фиракиец был жив — или, во всяком случае, не был мертв. Не совсем мертв. Его имя по-прежнему оставалось в списке. Исчезла только одна монета. Должно быть, это было связано с жизнью и смертью Периаса. Каким-то ужасным колдовским способом Корстик оставил Тьюварандиса в живых.
«И отнюдь не для того, — подумал Ганс, чувствуя слабость и тошноту, — чтобы вылечить бедолагу. Это просто невозможно сделать! Этот демон оставил его в живых, чтобы пытать его.., и конечно же, допросить его». Как скоро полумертвый человек прохрипит имя «Шедоуспан» и опишет внешность человека, носящего это имя? Сколько времени пройдет, прежде чем Корстик сумеет опознать по этому описанию чужеземца? Чужеземца-южанина по имени Ганс…
Счастливчик Малингаза — он выбыл из заговора всего за сутки до той ужасной ночи!
***
В ту ночь Ганс поел впервые за последние тридцать часов. Он запивал пивом хлеб, курятину и фрукты и думал о том, что никогда больше не будет знать покоя. Он все еще думал о том, что ему теперь никогда не удастся заснуть, и прикидывал, как жить в таком состоянии дальше, когда его внезапно сморил сон. Ганс уснул и спал так крепко, как будто не собирался просыпаться в ближайшие сто лет. Однако его сон был прерван ужасным воем.
Ганс вскочил, готовый оказаться лицом к лицу с ордами Демонов. От дикого воя Нотабля у Ганса все еще звенело в Ушах. Первое его действие было весьма странным для одиночки-Шедоуспана: он с силой толкнул Мигнариал, сбросив ее с кровати. Сам Ганс немедленно скатился с другой стороны и через секунду вскочил, сжимая в каждой руке по ножу.
В этот самый миг раздался человеческий вопль. Ганс смутно видел в ночном сумраке темный силуэт. Пришелец шатался и молотил руками по воздуху, словно сражаясь с призраком.
— Ганс! — вскрикнула Мигнариал. Ганс что-то ответил, чтобы успокоить девушку. Оказывается, чужак боролся вовсе не с призраком. И он отнюдь не был горбуном, как можно было счесть, видя лишь силуэт. Шевелящийся бугор на спине чужака был всего-навсего сторожевым котом, который любил пиво и был приучен нападать на людей.
Ганс уронил оба ножа и как был, голым, бросился к пошатывающемуся человеку. Тот пытался оторвать от себя огромного рыжего кота, который остервенело рвал загривок незваного гостя. Ганс наступил на что-то плоское и холодное и вздрогнул. Он понял, что за стальная штуковина попала ему под ногу. Вытянув руку, Ганс попал в лицо чужака и изо всех сил ударил по нему кулаком. Боль пронзила запястье и отдалась в плече. Ганс выругался.
Чужак хрюкнул и повалился на пол, словно куль с мукой.
