Я слышу у себя за спиной страх и вслепую бью назад клинком разума. Я чувствую, как лезвие режет плоть, и страх воет от боли и ярости.
Двадцать шагов до двери. Десять. Пять. Я теряю равновесие, падаю на все четыре и отчаянно карабкаюсь последние несколько шагов. Наваливаюсь на дверь, молясь, чтобы она была незаперта.
Дверь поддаётся.
Я проваливаюсь внутрь, захлопываю за собой дверь и прислоняюсь к ней спиной.
Внутри очень холодно.
Страхи налетают на дверь и приоткрывают её. Кряхтя, я наваливаюсь на дверь всем своим весом, закрываю её снова, и в отчаянии осматриваюсь в поисках какого-нибудь запора, чего угодно. Пальцы смыкаются на холодном ржавом железном пруте на полу у двери. Наощупь нахожу скобы на двери и просовываю в них прут.
Страхи снова бросают себя на дверь. Она содрогается при каждом столкновении, но прут держится, и страхи воют от злости. Глухие удары по стенам и крыше говорят мне, что они ищут другой путь внутрь.
Потея и тяжело дыша, я сжимаю свой клинок разума и оглядываю внутренности камеры. К счастью, я не замечаю других способов проникнуть сюда.
Стена напротив меня — та самая, и по ней от пола до потолка бежит трещина. Края трещины укрыты дымчато-чёрным льдом. В остальном, камера точь-в-точь похожа на ту, в которой я очнулся. Пустая, с голым каменным полом.
Страхи врезаются в дверь с такой силой, что дрожат даже петли. Другие стучат по крыше и стенам.
— Магадон, — говорит голос, голос у стены, раздающийся из трещины. — Подойди сюда. К трещине.
Я не шевелюсь. Я смотрю через всю камеру на трещину в стене, пока страхи пытаются проломить себе путь внутрь.
— Они пугают, не так ли? — спрашивает голос со смешком. — Подойди, Магадон.
Вцепившись в клинок разума, я пересекаю камеру и встаю у стены. Трещина чертит зазубренную, неровную линию по её поверхности. Наружу сочится холод и вонь — сера, смешанная со зловонным, гниющим запахом склепа. Я кладу руку на камень — он ледяной.
— Здесь стена слабее всего, — с нетерпением говорит голос. — Ты сможешь пробиться через неё. Используй свой меч.
В бешенстве страхи колотятся о камеру. Стены дрожат; дверь гремит; крыша трясётся. Я опасаюсь, что всё сооружение скоро развалится. Воображение рисует мне картины чёрных фигур, облепивших здание, как маслянистая плёнка, закапсулировав его в ужасе.
— Поспеши, — говорит голос. — Времени мало.
Я придаю клинку разума форму большой кирки и начинаю орудовать ей, расширяя трещину.
***
Джак лежал на той самой постели, куда они положили его после смерти.
— Это невозможно, — сказал Кейл, и с его кожи кольцами потянулась тень. Его ноги ослабели. Джака похоронили, он должен был разложиться. Прошёл уже год.
Несмотря на здравый смысл, он позволил себе надежду и позвал:
— Джак?
Коротышка не пошевелился.
— Зайди внутрь, Кейл, — предложил Ривен.
Кейл как в тумане вошёл в комнату и осторожно подошёл к кровати. Его друг выглядел точно так же, как при жизни. Кровать почти не прогибалась под весом его маленького тела. Копна рыжих волос окружала лицо, которое могло показаться спящим. Вид у него был мирный.
Кейл, сдерживая слёзы, опустился на корточки у изголовья кровати.
— Джак?
Струпья на его горе оторвались, и в животе открылась дыра. Затем хлынули слёзы. Он не мог их остановить. Он вытянул руку и осторожно коснулся щеки хафлинга. И отдернул, затаив дыхание.
Голос Ривена раздался из-за спины, заставив Кейла вздрогнуть ещё раз.
— Он всё ещё теплый, — сказал Ривен. — Я не мог похоронить его вот так. Поэтому оставил здесь. Проверяю его каждый день. Ничего не изменилось.
Кейл кивнул, но не обернулся. Тени кровью текли с его кожи, клубились вокруг него. Он смотрел на Джака, надеясь, боясь, изумляясь. Что это значит? Казалось, глаза Джака могут открыться в любой момент. Значит ли это, что Джак хочет вернуться?
— Это невозможно, — всё, что он смог сказать.
Ривен встал рядом с ним и посмотрел на Джака.
— И всё же вот он здесь.
Кейл помотал головой.
— Почему? Как?
Ривен искоса посмотрел на него.
— Кейл, я думаю… он тоже ждёт. Как теневые ходоки.
— Чего? — начал говорить Кейл, но с первой попытки не смог совладать со своим голосом. — Чего?
— Чтобы ты отпустил его, — Ривен указал на Джака. — Он в точности такой, каким ты оставил его, когда остановил своё воскрешающее заклятие посередине. Отпусти его наконец.
Глаза Кейла увлажнились. Он полез в карман и взялся за деревянную трубку Джака. Он попрощался со своим другом, но знал, что так и не отпустил его, не до конца. Поэтому он набросился на Маска в переулке. Поэтому каждую полночь он зажигал эту трубку. По этой причине он носил в животе свинцовый груз вины. Он попросил Ривена похоронить Джака. И никогда не посещал могилу, или то, что считал могилой.
Кейл вспомнил про своё обещание Джаку и слова вылетели наружу прежде, чем он смог остановиться.
— Я обещал ему, что попытаюсь быть героем.
Ривен не засмеялся и даже не ухмыльнулся, снова удивив Кейла.
— Ты сдержишь это обещание. Я помогу тебе, поскольку ты Первый. Таково моё обещание. А сейчас… отпусти его.
Кейл покачал головой, потекли его слёзы. Ривен положил ладонь ему на плечо.
— Ты должен. Что бы не надвигалось, больше нет места сомнениям, нет места вопросам. Место осталось только мне, тебе и повелителю теней. Не больше и не меньше.
Кейл услышал правду в его словах, знал, что это правда.
— Ты кто, во имя Девяти Адов, такой? — спросил он Ривена и попытался улыбнуться. — Этот храм забрался тебе в голову.
Ривен встретился с ним глазами.
— Забрался, но не так, как ты думаешь. Кейл, я Второй Маска. Мы больше, чем товарищи, больше, чем друзья. Я буду стоять у твоего плеча, что бы не произошло. А сейчас… будь Первым.
Кейл посмотрел в его уцелевший глаз и вспомнил адресованые ему слова Маска в переулке: «Делай то, для чего ты был рождён».
— Будь Первым, — повторил Ривен.
Кейл сглотнул, заставил себя расправить плечи.
— Значит, вот как это будет, да?
— Иначе быть не может.
Кейл посмотрел на Джака, потом обратно на Ривена, и кивнул. Он накрыл своей ладонью ладонь хафлинга.
— Иди, — сказал он Джаку, и это было искренне. — Спасибо тебе за второй шанс. Ты всегда будешь моим другом. Но этого довольно. Отдыхай.
Плоть Джака начала остывать под его рукой. Кейл не убрал её. Он сжал крохотную ручку Джака в своей, сделал глубокий вдох и повернулся к Ривену.
— Лопаты?
Тот кивнул.
— Где-то здесь.
— Я понесу его, — сказал Кейл. — А ещё, возьми что-то маленькое и острое.
