Они шагом двинулись дальше. Когда они вышли к месту новой стычки, Ронан уже знал, что увидит. Пять трупов людей. Три трупа братьев. Враги точно метили коням в грудь чем-то длинным и острым. Когда копь падал, они добивали всадника. Один из братьев еще не до конца умер, он храпел, не в силах подняться, плакал и прощался с миром. Ронан и Хафган пообещали не забывать его. Он их не слышал, поглощенный борьбой со смертью. Его так и оставили умирать, хотя мать рассказывала, что у людей принято добивать коней, чтобы те не мучились. Вероятно, этим двум нечем было его добить. Глупо, потому что при тех воинах, что погибли вместе с его братьями, находилось острое оружие. Но эти двое даже не сошли с седла, а погнали его неловкими пинками дальше.
— Они захватили еще одну лошадь, — сказала Радэлла. — Теперь у них их три, теперь они могут двигаться еще быстрее, и теперь их никто не преследует.
— Кроме нас, — заметила Пенни, переводя дух после только что увиденного.
— Мы их не преследуем. Просто нам с ними пока по пути. Скоро Обитель, и скоро мы до поры до времени оставим их в покое. Я одного не понимаю…
— Чего, бабушка?
— Как они собираются проследовать в Малый Вайла’тун, когда любой страж определит, что у них лошади, принадлежащие мергам? Тот человек либо слишком самоуверен, либо он и в самом деле летает высоко.
— Ты хочешь сказать, что ему все можно?
— …или во всяком случае не все запрещено. Жаль, что я не знаю, как его зовут на самом деле.
— Чтобы рассказать тетушке Корлис?
— Да уж она-то бы в два счета все выяснила. А я даже не могу толком его описать. Вроде и видела лучше, чем тебя сейчас, а такая невнятная у него личина, что вспоминаются разве что рыбьи глаза. Но такие глаза встречаются у многих крыс замка…
— А тетя Корлис, думаешь, нам поможет?
— Поглядим. Прежде она мне никогда не отказывала.
— Она красивая. — Пенни представила себе смуглое лицо с тонким носом, большими зелеными глазами и нервным ртом, сплошь изборожденным морщинками.
— Была когда-то… — задумчиво подтвердила Радэлла, оглядываясь на хромающего сзади коня. — Кажись, не отстает. Надеюсь, ему удастся залечить ногу.
— А мы что, сможем забрать их обоих себе?
— Посмотрим. Вообще-то я думала отдать хромого матерям в подарок за помощь. К ним не принято приходить с пустыми руками, как ты знаешь. Либо подарок, либо деньги, либо слово какое интересное. Слово у нас есть, но за нашим словом идет и просьба, так что предложим Корлис принять коня. Если тот жеребчик, что сейчас под нами, нашим останется, мы с ним много зим никаких бед знать не будем.
— Я его тоже Веселкой назову, если ты не против.
— Называй как хочешь, тебе с ним возиться.
Пенни почувствовала, что бабушка впервые улыбнулась.
— А я смогу на нем верхом ездить? Мне так больше нравится, чем в повозке.
— Не пристало девицами, да еще незамужним, верхом скакать.
— А мы что сейчас делаем?
— Сейчас мы выполняем свой долг и спасаем Каура.
— А он и в самом деле может погибнуть, если Корлис откажется помочь?
— Может погибнуть, даже если не откажется. Мы слишком опаздываем. Самое надежное было бы нагнать Каура по пути туда.
— Потому что обратного пути у него может и не быть?
— Вроде того. Я теперь рассчитываю лишь на то, что тот человек решит в конце концов оставить всех троих при себе. Уж больно исправно они ему до сих пор службу служили. Как-никак от десятерых мергов отбили. Не каждый воин на такое способен.
— А как же у Каура с сыновьями получилось?
— Оттого что силой и отвагой не обижены. Вот и все равно им, что овес молотить, что дрова колоть, что врагов рубать. Слышала я, что до прихода к нам Каур когда-то свером служил. Видать, там его сражаться и научили. При Гере Одноруком, отце Ракли, вояки были не чета нынешним. Наших дикари вона как бьют, а в ту пору сидели смирно, чтобы лишний раз не нарываться. Не они нас, а мы их по всему Пограничью гоняли.
— Представляю!
— Хорошие были времена. Правильные. Люди понимали, зачем живут, видели разницу между добром и злом, во всем знали меру. Этого уже не вернуть. А что потом будет… эх, лучше бы меня к тому времени уже не стало.
— Не говори так, бабушка.
— А ты что думала? Что я вечная? Не бывает такого. Меня скоро предки к себе призовут, а тебе еще жить да жить.
— Ну что ты затеяла…
— Ничего я не затевала. Пока мы вдвоем, можно и поговорить. А то все крутимся-возимся, и времени передохнуть нет. Так что давай рассказывай.
— Да о чем же?
— Ну, расскажи, например, что у вас там с Брианом?
— С Брианом?!
— А ты думала, раз бабка старая, то ничего не замечает. Я же вижу, что ты к нему неровно дышишь. Да и он, если кто умеет наблюдать да подмечать, увидит, как о тебе печется.
— Ну, не знаю… А ты этого не одобряешь?
— Отчего же? У Каура оба сына справные. Я бы на том свете спокойна была, если бы знала, что ты при нем.
— Хватит, бабушка!
— А вот и не хватит. Ты молода еще, но скоро и тебе об этих делах пора беспокоиться будет. Так уж лучше заранее. Да и мужчины хорошие не так уж часто нынче попадаются. Представь, как бы все могло обернуться, если бы не расторопность Бриана и не твое удачное бегство.
— И не говори… Знаешь, как я перетрухнула, когда меня в телегу уложили? Думала, никогда больше наших краев не увижу.
— Ну конечно, так бы я им это и позволила! А ты сразу поняла, что я в избе притворялась?
— Нет. Но я и никак не ожидала, что Каур тебя по-настоящему ударить сможет. Так что когда он все-таки ударил, а ты упала, я глазам своим не поверила. Главное, что тот человек поверил. Думаешь, если бы он велел Кауру тебя добить, тот бы послушался?
— Послушался. Он не может сопротивляться желаниям того, кто знает ключ.
— Какой ключ?
— Слово. Или порядок слов, если я правильно понимаю. Корлис знает лучше.
— Это что, ее рук дело?..
— Чтобы что-то знать, необязательно это уметь. Нет, она тут ни при чем. Но помочь толковым советом может. Или свести с теми, кто такими вещами занимается. Она не последний человек в Обители. Мы давненько не виделись, но надеюсь, что она все еще там. Слыхала я, что сегодня и к матерям просачиваются нехорошие вещи извне, но не думаю, что там у них все так же плохо, как в замке. Быть такого не может. — Радэлла помолчала, прислушиваясь к топоту копыт. — Сколько же я у них не была? Тебе сейчас сколько? Четырнадцать зим в конце этой будет?
— Тебе виднее…
— Значит, зим десять.
— А почему тогда я ее помню?
— Потому что она потом еще к нам приезжала. Хотела и тебя к себе забрать. Да только в ту пору еще мать твоя жива была. Не отдали.
